Михаил Ромм - Я болею за «Спартак»

Николай Петрович, рискуя заблудиться в снежном буране, с утра отправился проверить работу радиостанции. Она не работала. Горбунов с огромным трудом перенес ее в лагерь. Здесь, в палатке, на двадцатиградусном морозе, он разобрал ее. Оказалось, что разошлись контакты. Исправив повреждения, Николай Петрович и Абалаков вновь собрали станцию и установили ее возле лагеря.

К вечеру усилилась метель. Сухая снежная пыль проникала сквозь щели наглухо зашнурованных палаток, скопляясь на полу и в углах маленькими сугробами. Ночью температура упала до минус 43°.

Гетье становилось все хуже. Сердце с трудом справлялось с работой. Начались мучительные спазмы и рвота.

1 сентября погода еще ухудшилась. Усилились снегопад и вьюга. Палатки и спальные мешки покрылись слоем инея.

В ночь на 2 сентября разразился шторм — грозный, неудержимый шторм горных вершин. Ветер гнал по фирновым полям облака снежной пыли и обрушивал их на две маленькие палатки, затерянные в ледяной пустыне. Снежные смерчи крутились вокруг них в яростном хороводе, снег ложился на них сугробами.

Полы палаток провисали под его тяжестью, свободное пространство становилось все меньше. Ночью в палатке, где спали Горбунов и Гетье, сломались стойки, и снег придавил альпинистов. Абалаков укрепил свою палатку ледорубом и рюкзаком, сохранив, таким образом, свободу передвижения. Утром он прорыл проход в сугробе, вышел наружу и крышкой от походной кухни откопал своих товарищей.

Туман разошелся, ярко светило солнце. Близкая, но недосягаемая, сверкала свежевыпавшим снегом вершина пика Коммунизма. В продолжавшемся шторме на ней бешено крутились облака снежной пыли. Безграничная панорама горных вершин, скрытая двухдневным туманом, снова открылась перед альпинистами.

Ветер продолжал наметать сугробы на палатки. Днем снова пришлось разгребать снег.

Гетье не принимал ни пищи, ни питья и по-прежнему лежал неподвижно. Горбунов и Абалаков разделили скудный рацион дневного пайка.

Продовольствие было на исходе. Оставалась одна банка рыбных консервов и одна плитка шоколада.

3 сентября шторм, наконец, стих и наступила ясная безветренная погода. Гора, казалось, разжала страшный кулак, в который захватила смельчаков.

О том, чтобы идти на вершину, нечего было и думать. Абалаков и Николай Петрович ослабели от восьмидневного недоедания и долгого пребывания на огромной высоте. Надо было воспользоваться хорошей погодой и как можно скорее спускаться вниз.

Вторичное наступление тумана и шторма означало бы верную гибель от голода и истощения.

Но Горбунов решил иначе. Еще внизу, в ледниковом лагере, он предвидел возможность такого положения, когда понадобится нечеловеческое усилие воли, чтобы «дожать» вершину. Поэтому-то он и принял участие в восхождении.

Он прекрасно понимал, с каким риском, с какой опасностью была связана попытка продолжать восхождение. Но не это смущало его: он не решался оставить на целый день тяжело больного Гетье. Он подсел к нему, спросил, согласен ли он «отпустить» его и Абалакова на штурм вершины. Гетье не возражал, он готов был ради победы еще на сутки отсрочить спуск вниз, где его ждала помощь врача.

Горбунов и Абалаков с трудом натянули на себя штурмовые костюмы, превратившиеся в броню из льда, и стали ждать, пока солнце поднимется выше и станет хоть немного теплее.

Последний штурм начался. Медленно, шаг за шагом, поднимались альпинисты по отлогим перекатам фирна. Медленно, деление за делением, двигалась стрелка анероида: 7000, 7050, 7100.

Путь преградила широкая трещина. Удалось найти переход. На другом краю начинался крутой подъем по обледенелому фирну. Пришлось связаться и идти, тщательно страхуя друг друга. На огромной высоте в 7100 метров крутизна склона из-за разреженного воздуха была почти непреодолима.

Потом путь стал легче. В течение двух часов шли белой пустыней фирновых полей, останавливаясь каждые десять-пятнадцать шагов: 7150, 7200, 1250.

С трудом перешли вторую трещину. Попадались участки рыхлого снега. Абалаков, шедший первым, протаптывал дорогу.

Солнце уже перешло зенит и клонилось к западу, а вершина все еще была далека. Надо было спешить. Развязались. Абалаков пошел быстрее. Горбунов, старавшийся заснять «лейкой» все моменты восхождения, стал отставать.

Расстояние между альпинистами увеличивалось: 7300, 7350. Не хватает кислорода, разреженность воздуха сковывает движения, лишает сил, мутит разум. Небо над сверкающим фирном кажется темно-фиолетовым.