Савва Морозов - Крылатый следопыт Заполярья

Как же все-таки уточнить те считанные метры, что остаются до поверхности моря? Не зря приказал командир второму пилоту Кляпчину запастись сигнальными ракетами. Открыв боковое стекло кабины, Иван Иванович выстрелил из ракетницы прямо вниз. Ракета горела секунд восемь. Ага, значит, летим достаточно высоко. Тогда, установив стрелку высотомера на 30 метров, пилот снизился до 15 метров, выстрелил снова. Теперь ракета погасла через семь секунд. И так стрелял Черевичный каждые десять — пятнадцать минут, устанавливая стрелку прибора высоты в зависимости от времени горения ракеты…

Постепенно облака редели. Иногда в разрывах просматривалась вода. Кончилось, наконец, оледенение. Справа по курсу вдоль западного таймырского берега тянулись острова. Как было условлено заранее, радиостанции мыса Стерлегова, Усть-Таймыра, острова Русского каждые пятнадцать минут давали приводы. Радист Макаров брал попарно привод двух станций на свою выпускную антенну. А штурман Николай Васильевич Зубов тотчас наносил координаты на карту.

Пассажиры, настроенные в начале весьма нервозно, непривычные к подобным передрягам, постепенно успокаивались. Особенно радовала летчиков подвижная Шурочка Петрова — синоптик, приглашенная адмиралом с Диксона. Перед вылетом она как-то скучала, невесело острила насчет плохих примет: и число сегодня тринадцатое, и пассажиров вместе с экипажем тринадцать человек, и сама она — единственная женщина на борту, по старинным морским поверьям, должна принести несчастье… Но постепенно в полете успокоилась Шурочка. Хозяйничать начала на самолетном камбузе, кипятила кофе потчуя то авиаторов, то адмирала со спутниками. Не забывала «птичка-синоптичка» и прямые свои обязанности, поглядывая на волнистые линии изобар, испещрявшие карты погоды:

— Скоро Челюскин, Иван Иваныч, а там и рассвет. Самый мощный циклон мы уже преодолели.

«Милая девушка, — усмехался про себя Черевичный, — как бы это было здорово, если бы все в Арктике шло по прогнозам…»

Второй циклон оказался пострашнее первого. В густом киселе тумана самолет снова обрастал ледяной коркой. А снизиться некуда. Что было сил вдвоем с Кляпчиным Черевичный тянул штурвал на себя. Но выше пятисот метров выбраться не удавалось. Дрожа как в лихорадке машина часто проваливалась, скрипела. Оборвался последний грузик выпускной антенны — нет больше радиосвязи!..

— Отдай Макарычу свое хозяйство, — приказал командир старшему бортмеханику Виктору Степановичу Чечину. Тот мрачно ругался: какой механик расстанется с инструментами, столь необходимыми в бесчисленных походных ремонтах! Однако приказ надо выполнять. И Макаров с Зубовым подвешивали к выпускной антенне гаечные ключи, плоскогубцы, кусачки, безжалостно отправляя за борт драгоценное чечинское добро. Металл, быстро покрываясь льдом, утяжелял антенну, вытягивал проволоку, но вскоре и обрывал ее. В считанные минуты до очередного обрыва радисту удавалось восстановить связь — поймать пеленги береговых станций.

Нет, не набрать высоту, не найти просветы между слоями облаков. Одно остается — снижаться к воде. Очередная выпущенная ракета быстро погасла — высота 15 метров.

— Так держать! — рявкнул Черевичный Кляпчину, спеша сделать второй выстрел.

И тогда внизу что-то блеснуло. Туман вроде бы начинал редеть. Черевичный заложил крутой вираж, боясь потерять благословенный просвет. Ему вдруг показалось, что машина то скользит крылом по блинчатому морскому льду, то поднимается над ним. Всмотрелся и ахнул: внизу лежала тундра, припорошенная первым снежком, кое-где проглядывали темные овалы кочек. И так все это было похоже на блинчатый лед — лед вперемежку с разводьями, образующийся в море с наступлением зимы… Глянул на бортовые часы: стрелки Давно перевалили за четвертый час полета. Та-ак!.. Значит, внизу сейчас остров Русский!

— Залезли все-таки на сушу… Э-эх ты, навигатор, — командир не скрывал своего недовольства штурманскими расчетами.

Вскоре прошли траверз мыса Челюскин. На малой высоте, под нижней кромкой облачности, самолет постепенно освобождался от ледяного панциря. Впереди прямо по курсу вставало солнце. Вот и показалось оно краешком, в разрыве облаков. «В Тикси-то уж, наверное, видимость сносная», — надеялся Иван Иванович.

Ничего подобного! Когда лететь до Тикси оставалось какой-нибудь час, Макаров принял оттуда радиограмму с пометкой «срочная»: бухта закрыта туманом. Ничего утешительного не сообщали и судовые радисты — в сплошном «киселе» стояли на рейде ледоколы, ни зги не видно!