Хмельницкий начал склоняться к мысли, что не худо бы пощекотать чигиринскую шляхту саблями. Он припомнил рассказ о словах Наливайко. Поляки немилосердно избили за какую-то провинность отца Наливайко; старик прожил несколько дней со сломанными ребрами и умер. «А ведь отец у меня был один», с мрачной иронией сказал тогда Наливайко и начал собирать ватагу удальцов. «Повидимому, это единственное средство, к которому следует прибегать, имея дело с поляками», напрашивался естественный вывод.
По дороге из Варшавы Богдан осторожно зондировал почву, расспрашивая влиятельных козаков об их политических настроениях. Выяснилось, что почти все недовольны: козацкие полковники не выбирались более козаками, а назначались коронным гетманом; в старшúну попадали сплошь польские ставленники, для зажиточного козачества тяжела была мысль, что путь к карьере отныне закрыт.
Политическая власть на Украине находилась целиком в руках панов: киевским воеводой был Тышкевич, черниговским — Калиновский, подольским — Потоцкий и т. п.
О простом народе и говорить было нечего. Он страдал еще больше: кроме организованного, узаконенного насилия, случались украинские погромы. В Луцке, например, в 1634 году несколько недель длились насилия над русским населением.
Словом, человеку, желавшему поднять Украину против польских панов, можно было легко найти себе друзей и союзников, надо было только умело взяться. Богдан еще не решил окончательно, попробует ли он организовать мятеж, но с характерной для него дальновидностью и предусмотрительностью стал готовиться к этому.
Но до тех пор он продолжал свою одинокую борьбу против Чаплинского. Исчерпав все легальные пути, обив пороги всех судебных инстанций, он вызвал шляхтича на поединок. Чаплинский не принял вызова, а вместо этого напал ночью на Богдана. Первый удар пришелся по кольчуге, которую Хмельницкий носил под одеждой. Тогда Хмельницкий выхватил свою саблю и яростно устремился на врагов. Хотя он был один, а нападавших четверо, все они разбежались. Богдан остановил вспененного коня. В первый раз он добился хоть кратковременной, но реальной победы над своим недругом, и этим он обязан был своей сабле.
— Маю шаблю у руци! — вскричал он торжествующе. — Ще козацька не вмерла мати!
Этот эпизод послужил как бы толчком, последней каплей в чаше испытаний. Теперь жребий был брошен. Богдан решился организовать восстание.
Прежде всего он завладел королевской грамотой, сулившей козакам восстановление былых привилегий. В начале декабря того же 1647 года Богдан устроил в оставшемся у него маленьком домике в Чигирине пир, на который, в числе прочих гостей, позвал Барабаша. Напоив Барабаша допьяна, Хмельницкий снял с него шапку и платок и послал к нему в дом своего слугу. Слуга разбудил жену Барабаша и передал, что ему приказано привезти королевскую грамоту; в доказательство подлинности своих слов он предъявил шапку и платок Барабаша. Уловка удалась: грамота была выкопана из тайника и передана посланцу [59] В некоторых летописях хранителем грамоты называется другой член козацкой старшúны, Ильяш, но это указание представляется менее праводоподобным. Впрочем, весь этот эпизод освещается различно, а многие историки вообще отрицают самое существование грамоты. Но нам кажется, что тот или другой важный документ здесь все же фигурировал. В летописи Величко приводится даже ироническое письмо Богдана Хмельницкого Барабашу, в котором он приносит извинения за случившееся. В 1648 году Богдан писал в одном универсале: «Теды я, Хмельницкий, взявши Господа Бога на помощь и отобравши штучным способом у Барабаша привилии королевские, мусилем сие военное з Поляками зачати дело».
.
Итак, в руках Богдана оказалось сильное оружие. Но положение его сделалось очень опасным. Пан Конецпольский, до которого доходили известия о ведущихся Хмельницким мятежных речах, и без того относился к нему подозрительно, теперь же он решил арестовать его. По приказанию Конецпольского, шляхтич Адам Радлинский отправился разыскивать Богдана и, настигнув его в местечке Бужине, заключил под стражу. Но судьба благоприятствовала Богдану: за него поручился его старинный приятель, Чигиринский полковник Кречовский, и другие видные лица — и Конецпольский велел освободить его.
Однако в любую минуту мог последовать вторичный арест. Богдан не стал ждать его. Отдав детей в «добрые люди» и взяв с собой только старшего сына Тимофея, он бежал из Чигирина.
Читать дальше