Нас с Костылиным вызвал Хозяин. Даже по голосу секретарши я поняла, что будет разнос. Но еще не представляла какой!
Его лицо было багровым — даже Костылин выглядел рядом с ним лишь слегка розовым. Он навис над столом и не вертел в руках своих четок. Глаза были не просто злыми — они сверкали всеми пожарами и огнями.
— Скажите, — закричал он, — я всегда выполнял просьбы ваши лично и редакции?
Я кивнула.
— Я всегда шел навстречу коллективу, даже когда мне было это не очень удобно?
Я опять кивнула.
— А теперь я прошу сделать так, как я прошу, — это что, сложно?
Я опустила голову. А он и не ждал ответа. Продолжал:
— Если сегодня к обеду ваши люди не подпишут бумаги, вы будете уволены.
Мы с Костылиным пулей вылетели из кабинета. Он потрясенно произнес:
— Я таким вижу его в первый раз.
Мы опять закрылись у меня с забастовщиками. Я передала Корвалану слова Хозяина. Тот посмотрел на меня с жалостью:
— Он вас так и так уволит, неужели непонятно?
Потом подошел к столу и подписал злосчастный договор. То же самое сделала Лена. Я вздохнула облегченно и посмотрела на часы: шел первый час дня. Костылин радостно побежал докладывать Хозяину. Мне было уже в принципе все равно…
Утром меня снова вызвали к Хозяину. Я опасливо зашла и покосилась на знаменитую картину. Дама лежала расслабленно и эротично. Хозяин ходил по кабинету и теребил в руках четки.
— Вот видите что получается, — небольшая пауза. — Во всем огромном коллективе только два человека не выполнили приказ начальника. И случилось это в вашем подразделении. Значит, вы плохой руководитель, вы потеряли авторитет и не можете больше возглавлять редакцию. — Опять пауза. — Я назначу главным редактором Гоблина…
Я не удержалась — удивленно ахнула.
— …временно исполняющим обязанности. Потом видно будет. Но, учитывая ваши заслуги, оставлю вам зарплату и должность заместителя. Можете идти.
У меня еще хватило сил подняться на шестой этаж, нацепить на лицо улыбку и войти в общую комнату, где, как пионеры за партами, сидели мои — теперь уже бывшие — сотрудники. Я, конечно, была вся перекошенная, но улыбку, улыбку на лице сохраняла. Почти радостно сказала:
— По нашему обоюдному с Хозяином решению я передаю пост главного редактора Гоблину. Не огорчайтесь, газете нужно новое дыхание, — что-то такое я несла еще минуты три. Но краем глаза увидела деланное удивление Гоблина — он знал, знал обо всем заранее! И Костылин знал — все знали! Только я пребывала в позорном неведении, только я не сумела разгадать эту довольно простую интригу, только я одна не заметила расставленных вокруг меня силков!
Радостный Гоблин побежал к Хозяину. Сейчас тот будет жать руку своему новому сатрапу, приговаривая «талантливый — вы — наш — расталантливый!» Я даже не стала его дожидаться: сказала секретарше, что приду через два дня. Надо же как-то прийти в себя.
А через два дня кабинет мой был уже занят. Секретарша Настя наспех покидала в коробки мои нехитрые пожитки — книги да сувениры, подаренные мне в разные годы. Народу сразу же перечислили зарплату, и боль от моего ухода — если она и была — притупилась и даже заглохла.
Я покорно заняла кабинет Гоблина. Было противно даже садиться за его стол. Но Настя все протерла чистой тряпкой. Ничего, сказала я себе, буду дежурить по номерам и потихоньку подыскивать новое место работы.
Гоблин вызвал меня к себе через секретаря — хорошо начинает, молодец! Сказал жалостливо:
— Вам не надо вести номера. Просто будете консультантом.
— Это ты так решил? — удивилась я.
— Нет, конечно, — и он закатил глаза.
— Я что — должна просто приходить на работу и сидеть как Недобежкин? — мне трудно было поверить в происходящее.
Гоблин кивнул.
Пробкой я вылетела из его кабинета. Кинулась звонить Костылину — тот был недоступен.
Дозвонилась только вечером. Голос его был незнаком и глух.
— Я ж говорил, что Хозяин недоволен тобой. Ему стало известно про твои манипуляции с гонорарами. Якобы ты часть клала себе в карман.
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — задохнулась я.
— Ну, не знаю… Так говорят…
— И что мне делать?
— Писать заявление об уходе. Это тебе мой добрый совет.
Как я не умерла в тот момент?
Пришла моя такса и слизала с лица все слезы.
Я знала: когда хотят избавиться от человека, в первую очередь обвиняют его в денежных махинациях. Но какие деньги и какие махинации могут быть в газете? Как грубо и нелепо выстроил Костылин — а в его прямом участии я нисколько не сомневалась — всю линию интриги!
Читать дальше