Ольга Белан: Моя бульварная жизнь

При этом корпоративная новогодняя вечеринка уже была оплачена, вывешено объявление — когда, как, во сколько. Перед самым новым годом по традиции вернулся в страну Хозяин. На следующий же день собрал в своем кабинете всех высоких и средних менеджеров. Я села от него по правую руку, как обычно, но он на меня даже не взглянул. И лицо было ледяное-ледяное — как тот голос по телефону: «Кажется, вы что-то не понимаете…»

А я и вправду не понимала. И не что-то, а НИЧЕГО.

Хозяин хмуро обвел глазами присутствующих, ледяным тоном сказал:

— Кажется, кому-то здесь не нравится, что мы начинаем новый проект. Я имею в виду «В-фешн». До меня доходят кое-какие разговоры. И вот что я вам скажу… — его голос стал не просто ледяной — стальной. — В — этом — издательском — доме — есть — только — один — хозяин, — он сделал долгую паузу. — Поэтому советую почаще читать, какой девиз написан на обложке нашего нового календаря.

Все дружно, как дрессированные обезьянки, повернули головы на стенд, куда Главный Художник только что вывесил свеженький фирменный календарь на 2009 год. Крупными черными буквами там был написано «Я ТАК ХОЧУ!»

А сколько мы сил и времени потратили на то, чтобы придумать туда достойный вынос! Каждый год издательские художники надсадно сочиняли и осуществляли идеи новогоднего календаря. А журналисты изобретали подписи к фотографиям и выносы на первую обложку. Хозяин очень придирчиво относился к календарю, все детали до самой запятой обсуждались с ним скурпулезнейшим образом.

Надо сказать, эти настенные календари одно время и вправду были визитной карточкой издательского дома и играли серьезную презентационную роль. В 2009 году художники предложили идею красивых обнаженных женщин с красиво разрисованными причудливыми татуировками телами. Как обычно, эта идея — одна из сотен предложенных и единственная, одобренная Хозяином.

Если вариантов картинок обсуждалось сотня, но текстовых выносов, наверное, миллион. Хозяину не нравилось ничего. Пока он сам своей рукой не написал окончательный вариант «Я так хочу».

И теперь мы все — включая и Уткина, и Костылина, и Эльсотоля с Корваланом, — дружно пялились на этот календарь, а Хозяин упивался своей властью. Было так противно, что хотелось встать и уйти. Но я еще по-рабски пыталась поймать его взгляд…

Хозяин произнес речь. Про кризис. Про то, что в мире все очень плохо. Что нас ждут сокращения и другие трудности. Что ему придется брать кредиты, а кредиты сейчас дают неохотно — и все такое прочее.

Я сидела и не дышала. Понимала, что он «не видит» меня не просто так. Я мучительно соображала, высчитывая: кто и что донес ему про меня — сам он ничего знать не мог, его же полгода не было в стране. Я ощущала себя отличницей, которой поставили «двойку», а она не знает, за что.

Совещание закончилось. Народ уныло побрел к выходу, в дверях я столкнулась лицом к лицу с Костылиным. Его лицо было красным, словно обожженным. За меня, что ли, так переживает? — почему-то подумала я. В приемной возле кабинета толпился встревоженный коллектив. Никто ничего не спросил — такие, видно, у нас были мрачные лица. Когда дверь закрылась, Гоблин забегал по кабинету, приговаривая: «Все херово, все херово». Эльсотоль испуганно молчал. Корвалан мрачно сидел в кресле, сложив руки на груди, как Наполеон. Главный Художник спокойно произнес, отвечая всем сразу:

— Ну, закрыть газету не закроют — все-таки еще полумиллионый тираж, и он приносит прибыль. Но будет и правда плохо.

— Что скажем людям? — заходился в истерике Гоблин.

— Правду. Будем говорить правду, — мне почему-то стало спокойно.

— Чтобы говорить правду, — резонно заметил Корвалан, — ее нужно знать. А мы ничего не знаем.

— Ну, мы знаем хотя бы то, что понизят зарплаты и гонорары. Пусть морально готовятся.

— К этому все готовы, — подал голос Эльсотоль, — всех волнуют сокращения.

— Придет Хозяин на планерку и сообщит, — буркнула я. — Идите работайте и не паникуйте раньше времени.

Все вышли, но через минуту вернулся Эльсотоль.

— Извини меня за прямоту, — с ним единственным мы были на «ты», — но по-моему тебя хотят снять с должности.

Голос Эля дрожал — не просто далась ему эта фраза.

— Ерунда какая, — с деланным оптимизмом ответила я. — Коней на переправе не меняют. В кризис никто этого делать не будет, даже Уткин.

— Не все Уткин здесь решает, — пробормотал Эльсотоль. И вышел. А у меня в душе заскребли кошки — и когти у них были очень острые…