Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью

Плюс ко всему тем, «кто был особо боек», ерепенился и возражал против Конкина, прямо сказали: «Вопрос решен. Скажите спасибо, что мы вам Высоцкого утвердили...» Только когда уже было снято более половины картины, Говорухин вспомнил о Леониде Филатове — «это был бы тот Шарапов, какого я хотел с самого начала».

С легкой руки Высоцкого Фоксом стал Александр Белявский. Хотя худсовет уже утвердил на эту роль Бориса Химичева, но режиссер был им недоволен, считая, что внешность актера не той эпохи. Высоцкий подсказал: «Зовите Сашку Белявского — он сделает...» Владимир же подсказал ему ключ к пониманию образа бандита, нашел нужные слова: «Саш, ты не ершись. Просто играй человека, который себя уважает». Отсюда и появилась эта «кровяночка», независимый взгляд. Аналогичная ситуация была с Виктором Павловым, который сыграл Левченко.

Но особый случай — Всеволод Абдулов. Осенью 1977 года он попал в страшную автокатастрофу, и потом три недели находился в коме. «Вначале врачи вообще ко мне не подходили — знали, что случай смертельный и шансов нет, — вспоминал Абдулов. — Но я... не хотел умирать! Я ничего не соображал, но пытался им объяснить, что все-таки жить буду!»

Высоцкий подошел к режиссеру и сказал, что надо дать Севе шанс сняться, чтобы был стимул справиться с болезнью. Только так можно было привести его в себя. «И когда весной, — продолжал Абдулов, — я лежал в очередной больнице после тяжелой операции, пришел Володя со Славой Говорухиным. Они принесли мне 5 томов сценария... И оставили на листочке список ролей — на выбор. Я выбрал Соловьева. Страшные были съемки. Я не мог текст запомнить. Не мог запомнить, что Володю зовут Глеб. Но для меня решался вопрос: либо я буду продолжать жить и работать, либо — все...»

Тогда в Запорожье, в конце апреля 1978-го, за две недели до начала съемок в Одессе, будущий капитан Жеглов, но тогда еще Высоцкий, совсем неожиданно для меня сменил тему беседы и сам заговорил о том, что его по-настоящему, как он выразился, скребет за душу:

— Вот если бы мне позволили, я бы больше всего хотел сам сделать кино. От начала до конца: написать сценарий, поставить его, сыграть в нем роль, исполнить свои песни. Но имже диплом нужен!..

Он на мгновение отвлекся: «Вот Толя Васильев, наш актер, окончил режиссерские курсы, все, казалось бы, снимай. Так нет, стоп. К кому я только не обращался — и к друзьям, и к знакомым, и к незнамомым, чтобы ему все же дали возможность снять фильм...»

— А о чем бы был фильм Высоцкого?

— Да есть у меня кой-какие заготовки, планы, наброски... Что-нибудь из времен гражданской войны, может быть... Вот, если выйдет — хорошо, если нет — тогда, значит, не получилось».

Он не хотел больше углубляться в эту тему, и, может быть, даже ругал себя, что проговорился о чем-то сокровенном, еще хрупком, неокрепшем, к чему и прикасаться-то было опасно. А, возможно, просто не хотел спугнуть возможную удачу.

В тот вечер он очень спешил: во время своего выступления в запорожском Дворце спорта «Юность» резко прерывал аплодисменты, оставлял без ответа записки. Просто добросовестно отрабатывал обещанную программу. На ходу объяснил: накануне звонил в Париж Марине — 1 мая она будет в Москве. Надо успеть. Суетились администраторы, бледнели и потели, подыскивая наиболее удобный вариант маршрута Запорожье — Москва. «Володя, есть! — в комнате появился взлохмаченный Гольдман. — Сразу после концерта на поезд до Харькова, оттуда есть ночной рейс на Москву. Успеваем!»

Сразу после выступления Высоцкий выскочил за кулисы, набросил курточку, схватил куртку, дорожную сумку и кубарем покатился по лестнице. «Пока! Еще увидимся!..»

В Одессе половину своего съемочного времени, по мнению сценаристов, Высоцкий тратил на то, чтобы руководить актерами. И делал это замечательно, потому что делал это уверенно, твердо, требовательно, как настоящий лидер. Не забывая при этом щедро «расплачиваться» с людьми. Мог спеть, отвлечь, развеселить, поднять настроение и внушить желание работать.

«Он всех умел очень точно расставить, — наблюдал со стороны Аркадий Вайнер. — Умел исключительно строго им приказать на съемочной площадке, хотя и не имел никакого права на это. Был таким же актером. А все перечисленное — компетенция ре- жиссера-постановщика. Но он умел приказывать так, будто он даже не режиссер, а директор студии. Умел попросить. И все это делалось настолько обаятельно и легко, и приятно, и мягко, что все это охотно делали».