Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…»

В ночь на 16 сентября я работал допоздна, готовя донесение Центру. Накануне мы получили новое задание:

«Примите все меры разведки танков, частей на окраине Кракова, установите нумерацию частей, места штабов».

И вскоре начали поступать соответствующие информации от Грозы, Груши, сообщения польских друзей с кодовым знаком «D. S.». В одном говорилось об усиленном продвижении железнодорожных грузов к станции Кобежин, в других — об отличительных знаках, номерах на танках и машинах. Предстояло просеять, сверить, сравнить, проанализировать десятки фактов, чтобы отжать несколько скупых строчек для радиограмм.

Для шифровки передал текст Ольге:

«На восточную окраину Кракова (Кобежин) прибывают войска СС.

Из Словакии прибыла танковая дивизия. 160 танков, преимущественно «тигров», 20 бронемашин расквартированы в предместьях Кракова. Танки были в боях».

Не спится. В «схроне» тепло, пахнет чебрецом, мятой, но… как ни хорошо у Врублей, надо уходить. В эфире находимся полтора-два часа ежедневно, работая по одним и тем же позывным, в одно и то же время. Это просто чудо, что нас до сих пор не засекли. Но эти сверхсрочные радиограммы придется передавать отсюда: радиопитание «Северка» на исходе, слышимость — 1—2 балла. Выйдешь не в свое время — забьют. А завтра — в Бескиды, к Тадеку.

Только под утро задремал. Сквозь сон услышал голоса, топот ног, тревожный крик Стефы. Глянул в щель. В пяти метрах стоял немецкий солдат с автоматом наготове. Схватился за пистолет. Куда там… Полон двор гитлеровцев. Почти рядом со скамейкой, врытой у стенки моего «схрона», лежал лицом вниз старый Врубель, обхватив руками окровавленную голову. Над ним автоматчик. А вот и Стефа. Тоже лицом вниз, и руки широко раскинуты.

Где Ольга? Может, успела уйти? Но тут появился ефрейтор с нашим «Северком». Следом — Ольга в наушниках. Видно, взяли за работой. Заметила Татуся, Стефу, рванулась.

— Пустите, гады!

Ее ударили в спину. Пошатнулась, но не упала. Только шагнула в мою сторону. Села на скамейку. Ольга отвечала на вопросы отчетливо, громко. Я понял: не с немцами — со мной разговаривает [16] О том, что произошло в то утро, Ольга рассказывала так: «Поднялась на чердак, чтобы связаться с Центром. Начала передавать радиограмму. Поглощенная делом, не слышала, как немцы окружили дом. Опомнилась, когда меня схватили за волосы, потащили вниз. Во дворе увидела Стефу и нашего хозяина на земле. Дула автоматов упираются им в затылки. Всюду солдаты с автоматами. Ходят, громко разговаривают, гогочут. По углам двора устанавливают пулеметы. Мне приказали встать у стены амбара. За стенкой — капитан. Я решила вести себя так, чтобы немцы скорее ушли: хотелось спасти жизнь командиру. Села на лавочку. Прислонилась к амбару. Теперь от капитана меня отделяла всего-навсего стенка из досок и я очень боялась, чтобы он чем-нибудь не выдал себя. На допросе, как ни удивительно, мои ответы и ответы хозяина совпадали. Вскоре обыск и допрос кончились. Нас повели. Все это время меня мучил вопрос: кто мог выдать? Желая дать знать капитану, что опасность миновала, я запела. Когда мы вышли на дорогу, я увидела пеленгаторы. Сразу стало легче: поняла, что никто из моих друзей не совершил предательства. Нас бросили в машину. Старый Врубель — молодцом, даже улыбался, а у девочек вид был растерянный. Я снова запела. Хотелось подбодрить Стефу и Рузю. Мол, держитесь, девочки. Они поняли меня». .

Допрашивал капитан в черном мундире. Переводил пожилой офицер с глубокой залысиной. Я видел ее каждый раз, когда он нагибался.

— Кто такая?

— Разве не видно?

— С кем работала?

— Одна.

— Агентура?

— Нет агентуры. Все сама. И не кричите. Я и так хорошо слышу. Это у меня профессиональное.

— Фрейлейн весело. Фрейлейн шутит. Скоро тебе, стерва, будет не до шуток. Ложись! Лицом к земле!

— Не лягу, можете стрелять в лицо.

— Это для тебя слишком легкая смерть. Прежде, чем я выстрелю в твои васильковые глаза, ты у меня потанцуешь. И заговоришь. И подпишешь, что нам надо. И не думай, что погибнешь героиней, что твои большевики вспомнят тебя добрым словом. Ты сдохнешь, а твоих родителей — об этом уж мы позаботимся — сошлют в Сибирь за дочь-предательницу.

…Что делать? Стрелять? Убьют Ольгу, Татуся, Стефу. Сам погибнешь и провалишь дело. А если предательство? Если все знают?

Глухие удары. Пронзительный крик. Стоны. Голос старого Врубля.

— Ниц, ниц, ниц не вем! Не видел, не знаю!