Валентин Булгаков - Л. Н. Толстой в последний год его жизни

Спасибо (фр.).

навязчивая идея (фр.).

безумие или глупость (лат.).

А. М. Добролюбов — один из первых русских поэтов-симво-листов, в начале 1900 г. оставил литературные занятия, переселился в Самарскую губ., где стал заниматься земледельческим трудом. Он проповедовал опрощение, непротивление злу, основал религиозную секту «добролюбовцев». С Толстым виделся в сентябре 1903 г. и в июле 1906 г. Толстой интересовался взглядами и личностью Добролюбова, но относился к нему критически.

Иосиф Чеховской. Научная мечта (электричество — фагоцитоз). — Киев, 191

Корсаков С. С. Курс психиатрии, тт. I. — II.— М., 1901 (с дарственной надписью и пометами Толстого. ЯПб.).

Речь идет о письме П. А. Казулина, на котором Толстой написал; «В. Ф. Решить может только он сам. Предполагаемый выход есть выход самый грубый, эгоистический — заставлять других служить вместо себя и сесть учителем или вообще интеллигентом на шею народа. В 100 раз лучше ему идти солдатом» (т. 82, с. 250).

См. прим. 2 к гл. «От автора».

друг, единомышленник; букв, другое «я» (лат.).

«Мистер Рокки» — прозвище, которое дали в Ясной Поляне Мэтью Герингу. Он в письме от 11 июня н. ст. просил разрешения посетить Толстого, получив его (т. 82, письмо № 50), приехал и 2дня гостил у него. С американским общественным деятелем У. Брайяном Толстой переписывался, а в 1903 г. принимал его в Ясной Поляне.

Было получено письмо от редакции журнала «Сокол» — органа чешской юношеской общенациональной гимнастической организации «Сокол» с просьбой «откликнуться хоть единым словом» (ГМТ)

См. прим. 11 к гл. «Май». В этот день Толстой «писал ядовитую статью в конгресс мира», то есть добавление к ранее приготовленному докладу. Сопроводительное письмо было зачитано на заключительном заседании, доклад же не был оглашен из-за несогласия с основными его положениями, а также потому, что он был опубликован в сб. «Л. Н. Толстой. Собрание статей по общественным вопросам за 1909 год» (Лос-Анджелес, 11910).

«Из дневника» — с таким названием печатался очерк «Благодарная почва» («Речь», «Русские ведомости», 14 июля). После отправления его для публикации Толстой написал заключение (см. т. 38, с. 36), «Заключение» было отправлено вместе с «Письмом в редакцию», составленным Толстым, но подписанным Чертковым: «В тот самый день, когда я посылал вам очерк Л. H. Т, «Из дневника», он написал заключение к этому очерку. Думаю, что эти строки стоят напечатания и потому посылаю их вам, предоставляя вам с разрешения Л. И. воспользоваться ими, как вы найдете нужным» (т. 38, с. 492). С названием «Новый отрывок из дневника Толстого» — заключение и письмо опубликованы — «Речь», 1910, 23 июля.

А. К. Чертковой.

Так звали Владимира Григорьевича домашние.

Очерк «Благовещенская утопия». На это событие, потрясшее его, Толстой отозвался начатым в 1906 г. «Письмом к китайцу» (т. 34, осталось незаконченным).

Когда я вспоминаю об этом вечере, я поражаюсь интуиции Софьи Андреевны: она будто чувствовала, что только что произошло что-то ужасное, непоправимое. В самом деле, как я позже узнал, именно в этот день Львом Николаевичем было подписано в лесу, у деревни Грумонт, тайное завещание о передаче всех его сочинений в общую собственность. Формальной исполнительницей его воли назначалась его младшая дочь, а фактическим распорядителем — В. Г. Чертков. (Последнее назначение оговорено было в особой, составленной самим Чертковым и тоже подписанной Л. Н. Толстым «сопроводительной бумаге» к завещанию). Свидетелями при подписании завещания были: А. П. Сергеенко, А. Б. Гольденвейзер и один из домочадцев Черткова, юноша Анатолий Радынский. Утром я видел у крыльца телятинковского дома Чертковых трех лошадей, оседланных для этих лиц, и был очень удивлен, когда спрошенный мною Радынский отказался сообщить о цели поездки. Кстати сказать, и сам Радынский привлечен был к подписанию завещания в качестве свидетеля совершенно неожиданно для него и даже не знал, что он подписывает. Дело делалось совершенно секретно. В частности, меня не вводили в курс этого дела из опасения, как бы я, при моих постоянных встречах с Софьей Андреевной, случайно не проговорился о завещании. Итак, совершился акт, которого Софья Андреевна боялась больше всего: семья, материальные интересы которой она так ревностно охраняла, лишилась прав литературной собственности на сочинения Толстого после его смерти 14.