Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

— Она неясна, фальшива, искусственна. По этому поводу заговорили о писательстве. Л. Н. сказал:

— Удивительно — во всяком, даже маленьком, деле нужно обдумать все много раз со всех сторон, прежде чем сделать. Все равно, если будешь рубаху шить или даже просто делать шахматный ход. И если не обдумаешь, сразу все испортишь — рубахи не сошьешь, партию проиграешь. Только писать можно все, что угодно, и не только не замечают этого, но можно и писателем прослыть…

Л. Н. сказал еще:

— Вся работа писателя должна сводиться к совершенствованию себя. Я всегда старался и стараюсь уяснить себе занимающий меня вопрос до такой степени, чтобы почувствовать, что довел его до высшей доступной мне степени ясности. В этом должна заключаться работа писателя. Самая опасная вещь — это учительство. Я думаю, что мне не случалось учительствовать. Нет, случалось… Но это всегда было дурно.

И. И. Горбунов рассказал, что «Посреднику» цензура разрешила хорошую книжку, в которой совершенно беспристрастно описывается путешествие в Саров. Л. Н. сказал:

— Я не сочувствую, когда такие явления описывают в тоне насмешки или грубого издевательства. Здесь много искренней, наивной веры, с которой нужно обращаться осторожно. У какой‑нибудь наивно верующей старухи, несмотря на все нелепое суеверие, чувствуешь, что основание ее веры есть истинное стремление к высшему, к истине. Ее миросозерцание гораздо выше миросозерцания профессора, который давно уже решил все вопросы.

В. Г. Кристи (молодой бессарабский помещик, сочувственно относившийся к взглядам Л.H.), гулявший с нами, спросил Л.H.:

— Что, если такая старуха заговорит о вере, нужно ли разрушать ее иллюзии и говорить с нею откровенно, что думаешь?

Л. Н. ответил ему:

— Для меня нет этого вопроса. Если я буду говорить о религиозных вопросах, я всегда буду высказывать свои мысли, если я верю в то, что говорю; а если мои слова будут не поняты — это не мое дело, но я не могу говорить не то, что думаю.

Раньше о Серафиме Саровском Л. Н. сказал, что это был, кажется, очень хороший человек, вроде Тихона Задонского, и Л. Н. назвал еще кого‑то, не помню.

Ф. И. Маслову Л. Н. сказал о книге «Речи Генри Джорджа»:

— Это прекрасная книга; она так хороша, что ее мог бы и не ученый написать.

О том, что в России за последнее время делаются министрами люди, до тех пор совершенно непричастные к тому делу, которым они должны управлять, Л. Н. сказал как‑то Н. В. Давыдову:

— Попробуйте сшить сапоги, если вы не сапожник, или печь сложить, если вы не печник. Ведь нельзя. А быть министром — сколько угодно. Очевидно, что тут так много дела и так запутано и неясно — что, собственно, нужно делать, что ничего сделать нельзя; а поэтому всякий может завтра стать министром чего угодно.

13 июля. Л. Н. сказал как‑то:

— Земледельческие классы это ноги, на которых стоит все туловище народа. У западноевропейских народов их ноги уже не могут держать туловища, и они держатся на чужих ногах — покупают хлеб. Россия еще стоит на своих ногах, но все стремятся стать туловищем, ноги все становятся слабее, а туловище все больше.

H. H.Гусев (единомышленник и, позже, секретарь Л. Н.) читал стихи крестьянина Ф. Е. Поступаева.

Л. Н. сказал об этих стихах:

— В них, несмотря на недостатки формы, несомненно есть истинное поэтическое чувство, которого не подделаешь. Это сразу чувствуется. Мне раз дал один поэт свои стихи, и я попал на такой стих: «В восторг приходят трясогузки!» — и кончено! Сразу видно, что у этого человека нет поэтического чувства.

Л. Н. читал биографию ГДжорджа, написанную его сыном. Он сказал о Джордже:

— Энергическая деятельность Джорджа, его речи, которые он произносил иногда по четыре в день, разъезжая по Америке, Англии, Австралии, не имели того значения, которое им приписывали. Правда, он был окружен атмосферой внешнего успеха, ему пожимали руки, он говорил толпе из коляски, но это поверхностное впечатление не оставляло глубокого следа. На эту деятельность только напрасно расходовались силы и здоровье Джорджа. Книги же его, которые не могли иметь такого шумного внешнего успеха, как его речи, имеют огромное, все растущее значение. Это невольно наводит на мысль, что никак не следует стараться искусственно распространять свои мысли, что это не приносит ожидаемых результатов, а часто совершенно обратные…

Л. Н. вспомнил слова (кажется, Джорджа), что как прочность цепи измеряется крепостью самого слабого ее звена, так и крепость народа измеряется состоянием его пролетариата.