Автор неизвестен - Вышки в степи

Меня интересовало, относятся ли наверху к этому спектаклю всерьез, и я проделал небольшой эксперимент. В лагерь прибыла проверочная комиссия. Три дня перед тем все мыли, скребли и красили. Комиссия объявила, что хочет выслушать претензии и предложения и что прием будет идти с глазу на глаз. Я вызвался и мимо побледневших офицеров прошел в заветную дверь. Передо мной сидел старый и суровый полковник. «На что жалуетесь?» спросил он. Я сказал, что, по-моему, учет трудового соревнования в лагерях организован нерационально, и предложил построить иначе. Полковник откинул голову, и я испугался, что его хватит апоплексический удар. «И это все?» помолчав, спросил он. «Все», — сказал я. Внезапно на лице его отобразилась смесь подозрения, презрения и отвращения. «А вас не подослало здешнее начальство?» — спросил он, наклоняясь вперед. «Что вы! — заверил я. Легко проверить: я же весь день был со своим отрядом». — «Ступайте», отрезал он и даже не прибавил стандартного «мы разберемся».

Словом, ни для кого не секрет, что такое на деле трудовой энтузиазм в лагере.

Воздействие же коллектива целиком зависит от того, какой это коллектив, у кого он в руках. В ИТК с самого начала создается коллектив преступников, воровской коллектив — со своим самоуправлением, абсолютно не зависимый от администрации, со своей моралью, совершенно противоположной всему, что снаружи, за колючей проволокой. Очень многие ценности, к которым мы привыкли, здесь фигурируют с обратным знаком. То, что там зло, здесь — добро, и наоборот. Украсть, ограбить — почетно и умно; убить — опасно и все же завидно: нужна отвага; работать — глупо и смешно; интеллигент — бранное слово; напиться вдрызг — кайф, услада. Попасть на лагерную Доску почета — ужасное несчастье, позор. Я видел, как бегали по лагерю, скрываясь от фотографа, назначенные администрацией «передовики производства».

Именно в этом коллективе заключенный проводит все время — весь день и всю ночь, долгие годы. Воздействие администрации — спорадическое, слабое, формальное, мало индивидуализированное, большей частью не доходящее до реального заключенного. А коллектив всегда с ним. И какой коллектив! Жестокий, безжалостный и сильный. Сильный своей сплоченностью, своей круговой порукой и своеобразной гордостью. У этого коллектива есть свои традиции, своя романтика и свои герои.

Жизнь в этом перевернутом мире регулируется неписаными, но строго соблюдаемыми правилами. Часть из них бессмысленна, как древние табу. Здесь это называется «западло» — чего делать нельзя, что недостойно уважающего себя вора. Табуировано много действий и слов. Нельзя поднять с пола уроненную ложку: она «зачушковалась», надо добывать новую. Нельзя говорить «спасибо», надо — «благодарю». Табуирован красный цвет: это цвет педерастии («голубыми», как на воле, здесь «гомосеков» не зовут). Красные трусики или майку носить позорно, выбрасываются красные мыльницы и зубные щетки. И так далее. Пусть эти правила бессмысленны, но само знание их возвышает опытного зэка в глазах товарищей и подчеркивает принадлежность к коллективу, цементирует коллектив. Ту же роль играют и разнообразные обряды, «прописка» или разжалование. Скажем, человек совершил недостойный вора поступок, все это знают, но пока нарушителя не «опустили» по всей форме (то есть совершили положенный обряд) и не «объявили» (то есть по заведенной форме огласили совершенное), он пользуется всеми привилегиями вора.

Столь же формализована и знаковая система — одежда, распределение мест (где кто сидит, стоит, спит). В числе таких знаков — татуировка, «наколка». Она вовсе не ради украшения. В наколотых изображениях выражены личные достоинства зэка: прохождение через тюрьмы и «зону», приговор (срок), статья (состав преступления), пристрастия и девизы и тому подобное. Изображение церкви — это отсиженный срок: число глав или колоколов — по числу лет, которые зэк «отзвонил». Кот в сапогах воровство. Кинжал, пронзающий сердце, — «бакланка» (статья за хулиганство). Джинн, вылетающий из бутылки, — статья за наркоманию. Портрет Ленина и оскаленный тигр — «ненавижу советскую власть». Четырехугольные звезды на плечах — «клянусь, не надену погон», звезды на коленях — «не встану на колени перед ментами». И так далее. За щеголяние «незаслуженной» наколкой полагается суровое наказание (принцип: отвечай за «наколку»), так что не знавшие этого принципа случайные щеголи предпочитают вырезать с мясом неположенные им изображения. Фиксация социального статуса столь важна для уголовника, что оттесняет соображения конспирации: ведь «наколка» заменяет паспорт. Но это тот паспорт, которым уголовник дорожит и гордится.