В условиях лагеря одному очень трудно продержаться. Каждый заключенный вступает в своеобразный союз с 1–3 зэками своего же ранга, своей касты — «кентами». Кенты — это как бы побратимы. Они поддерживают друг друга участием и материально, составляя «семью». Главвор обычно не имеет семьи: она ему не нужна, да и кто же бы ему равен? Зато он ведет семейную жизнь в ином, более точном смысле. Почти у всех главворов, да и у некоторых других крупных воров, есть «жены» — юноши, обслуживающие их сексуально. Этих не уважают, но и не задевают. Они даже одеваются в черное. Пидором их (не говоря уж о самих главворах) не зовет никто.
Когда в большом помещении, где стоит телевизор, весь отряд собирается смотреть передачу (подразумевается, воспитательную, например «Гражданин и закон», «Человек и закон», а на деле — футбол или детектив), все располагаются по рангу: впереди в кресле — главвор, вокруг у ног его бойцы, на двух скамьях за ними — знать: угловые, главшнырь, старшина, бугры, затем несколькими рядами — воры, далее на койках навалом мужики, а стоя у стен и выглядывая из дверей — чушки.
Создается впечатление, что в этой уголовной иерархии, как в зеркальном отражении, в перевернутом виде, в искаженном свете, но все же повторяется официальная иерархия административной части лагерного общества. Как отклик: на силу — сила, на лестницу — лестница, на систему система. Карикатура — и какая обидная!
Итак, две власти. Которую боятся больше? Ту, которая бьет сильнее.
Администрация ограничена в своих наказаниях правом и формальностями. Выход за эти рамки возможен, но сопряжен с опасностью: самоубийство, произвол наказуемы, могут подпортить карьеру. Главвор такими рамками не стеснен. Никакие наказания, налагаемые администрацией (штраф, лишение переписки и передач, ПКТ и тому подобное), не могут сравниться по силе с наказаниями за проступки против воровской власти и воровского «закона».
Существует целая шкала наказаний. За мелкие нарушения воровского порядка двое-трое «бойцов» по мановению главвора тут же на месте быстро и точно избивают нарушителя. Молча. Слышны только возгласы: «Руки!» (заслоняться руками нельзя). После экзекуции дня 2–3 придется отлеживаться. Это первая мера наказания. Она обозначается простым и нецензурным глаголом (скажем, «отъездить»).
Наказания за более серьезные проступки производят ночью в общественной уборной — «на дальняке». За проступки лишь немного более тяжелые полагается «тубарь», «тубаретка»: бьют табуреткой, стараясь угодить по черепу, пока не разломается то или другое. Обычно ломается табуретка: качество работы плохое, древесина подгнившая. Но и черепу достается: сотрясение мозга, правда, вылечивается быстро — аномалии психические могут остаться надолго.
Еще тяжелее, если решат «опустить почки»: нарушителя держат за руки и бьют ногами по пояснице, пока не начнет мочиться кровью. Следствие этого наказания — пожизненная инвалидность. Могут счесть, что и этого недостаточно, что нарушителя надо «заглушить» — набрасываются на него скопом, валят на пол и топчут до потери сознания и человеческого облика, оставив на полу нечто истерзанное и кровоточащее, с множественными переломами, с пробитым черепом, с разрывами внутренних органов. Может и умереть, конечно, но как цель это не стояло. Помер, «откинул копыта» значит, слабак, не выдержал. Если добиваются смерти, то приговор звучит не «заглушить», а «замочить». Этот приговор в каждой зоне приводят в исполнение по своему. Говорят, что где-то на Севере запихивают приговоренного в тумбочку и выбрасывают с верхнего этажа. Не знаю, как они могут это осуществить: ведь на окнах — решетки. У нас просто инсценировали самоубийство: повесился. Сам. Утром придете, а он уже висит.
Но и это не самое тяжелое наказание — ведь тут смерть мгновенная, без муки. В запасе у воров есть еще медленная смерть: начинают убивать вечером, кончают утром. На моей памяти к такому наказанию прибегли только один раз, и то, когда я уже покинул лагерь. Мне рассказывали те, кто вышел на свободу позже. В лагерь прибыл «транспорт» наркотиков, пронес кто-то из обслуживаемого персонала. Груз застукали и конфисковали, канал доставки провалился. Кто-то выдал? «Запалить коня» (выдать канал доставки) это считается тягчайшим преступлением против воровской морали: «пострадала вся зона». Подозрение пало на белобрысого паренька, которому оставалось несколько месяцев до выхода — уже было разрешено отращивать волосы. Я его знал. Скорее всего подозрение ложное, но тут у воров все, как у людей: надо найти козла отпущения. Парня приговорили. Не потребовалось ни свидетелей, ни улик, ни прокурора, ни адвоката. Вечером к нему приступили с ножами. Сначала пытались его кастрировать (судя по многочисленным порезам внизу живота), но он отчаянно извивался и операция не удалась. Потом просто кололи ножами, выпускали кровь, разливали понемногу. Потом облили кипятком, но парень все еще жил. Потом бросили его в люк канализации, но медицинская экспертиза установила, что там он умер не сразу.
Читать дальше