Павел Гусев: В тылу врага

Командиры боевых групп Журбенко и Лепков говорили о необходимости немедленно начать минирование дорог, по которым противник перебрасывает свои войска к фронту. Они сообщили о том, что дорога из Глухова на Рыльск днем сильно охраняется, по ней непрерывно передвигаются войска. Предложили минировать дороги только ночью — движение противника меньше и видимость незначительная. Затем поднялся Давыдов.

— Я вот о чем думаю: нынешняя наша база вряд ли останется надолго тайной для врага. Листья с деревьев уже опадают, скоро лес совсем будет голым. С самолета базу будет видно как на ладони. А лесок невелик, маневрировать здесь негде. Вокруг же, как в песне поется, «степь да степь кругом». Поэтому предлагаю, наряду с проведением диверсий и засад, как можно скорее связаться с соседними отрядами, чтобы договориться о взаимодействии и запасных местах для пребывания крупецких партизан на случай, если враг выкурит нас отсюда… Я хорошо знаю Ивановский лес в Рыльском районе и Калиновский — в Хомутовском. Могу пойти туда на связь с теми отрядами.

— А я согласен пойти на Украину, в Шалыгинский и Путивльский районы, мне те места хорошо знакомы, — высказался Демченко.

Слово взял Черников. Соглашаясь с доводами, что анатольевская база не может быть постоянной для отряда, он высказался за то, чтобы как можно скорее использовать её, пока единственную, как исходный рубеж для начала диверсий и засад на дорогах. Пока враг еще не знает о месте пребывания отряда, есть возможность уничтожать его технику и живую силу. Что же касается связи с соседними отрядами, то командование принимает меры, и предложения товарищей Давыдова и Демченко будут учтены.

Затем выступил Фисенко. Накануне он побывал в селе Михайловке и принес оттуда грустную весть: несколько семей коммунистов, в том числе Журбенко и Лепкова, вернулись домой, не успев эвакуироваться. Везший их грузовик при переправе через Сейм попал под бомбежку и сгорел. Сейчас они находятся в Михайловке. Надо их срочно переправить в деревни, где безопаснее…

После собрания, когда партизаны стали неторопливо расходиться, Пузанов подозвал Зайцеву:

— Шура, к тебе есть разговор. Идем в штаб.

За два дня до этого Черниковым от командира отряда было получено задание: «Надо раздобыть для Зайцевой паспорт, с которым она могла бы ходить в разведку. Фамилия первого секретаря райкома комсомола слишком хорошо известна в районе».

Среди паспортов эвакуированных женщин, погибших при бомбежке, подходящего не оказалось. Внимание начальника штаба привлек паспорт, переданный ему разведчиком, вернувшимся из райцентра и сообщившим обстоятельства гибели девушки-курянки, владелицы паспорта. Она возвращалась из-под Глухова, очевидно, от родственников или знакомых. На окраине Крупца ее заметил вражеский патруль. Девушка бросилась бежать. Фашист скосил ее автоматной очередью. Партизанский разведчик помог жителям похоронить незнакомую девушку, а ее документы доставил в партизанский штаб.

Изучая паспорт незнакомки. Черников все больше убеждался: подходит для Зайцевой. Девушка из Курска была сверстницей Шуры, даже внешне они были похожи. Курянку тоже звали Александрой. Это было на руку — не нужно привыкать к другому имени. Получив согласие Пузанова. Черников передал паспорт Шуре. Вместе они придумали «легенду» для «курянки», оказавшейся в этой местности…

В командирской землянке Шура доложила Пузанову о проделанной работе: подобрала семь надежных руководителей комсомольских подпольных групп, проинструктировала их, предложила создать группы по три-пять комсомольцев. С каждым руководителем комсомольской группы условилась, куда доставлять донесения. «Почтовые ящики» были расположены в основном на лесных опушках. Это — дупла деревьев, приметные пни, заброшенные лесные сторожки. Партизанские связные, по словам Зайцевой, были очень надежными и проверенными людьми.

Выслушав Шуру, Пузанов перешел к главному:

— Надо разведать, какие органы оккупационной власти созданы в Крупце, в каких помещениях они размещены, кто их руководители, кто из местных жителей пошел работать к оккупантам. Хорошо бы получить такие сведения также из других, наиболее крупных сел района. Помолчав немного, Пузанов спросил: «А как ты вошла в роль «курянки», хорошо ли запомнила «легенду»?

Из ее ответа он понял, что паспорт подобран, действительно, удачно: Курск она знает неплохо, улицу Никитскую, где жила девушка, тоже помнит — все домики там маленькие, с садиками. Макаронная фабрика, где работала курянка, находится на Золотаревской улице, в двух кварталах от аптеки со старинным названием «Георгиевская». Жаль, что нет в городе знакомых, кого бы она могла назвать по фамилии, но не беда: если спросят оккупанты, назовет первую пришедшую на ум фамилию. Проверить все равно пока невозможно.