Григорий Линьков - Война в тылу врага

— Насчет того, что хлебороба провести трудно, это я по тебе вижу, Иван Трофимович.

Все рассмеялись.

Таких разговоров велось у нас немало. Это была своего рода партийная школа у костра. Занятия в этой необычной школе проводились в промежутках между боевыми операциями.

Еще во время отхода с хутора Ольховый на последнюю базу я послал связных Никитина и Михайла к Ермоленко сообщить о происшедшем. 25 марта они прибыли на новую базу и доложили, что в деревне Стаичевка были какие-то неизвестные люди в десантных куртках, хорошо вооруженные, и расспрашивали обо мне.

Решил, что это очередная провокация гестапо, но сердце терзалось тревогой: а вдруг на самом деле свои?..

Последние три дня стояла теплая солнечная погода. Глубокие снега, подогретые солнцем, осели. Двадцать пятого с вечера начало морозить.

Рано утром 26 марта я с группой бойцов пошел по образовавшемуся насту на лыжах к Ермоленко, чтобы порасспросить о десантниках.

Ермоленко подтвердил, что за два дня до этого в Стаичевке какие-то пять неизвестных, называвших себя десантниками, действительно расспрашивали, как можно разыскать Батю. Но люди эти ушли в неизвестном направлении.

Было похоже, что оккупанты выбросили десант с расчетом поймать нас на эту удочку. Но даже и в этом случае следовало выяснить все более детально. Мне пришло в голову, что легче и скорее люди, добивавшиеся связи с нами, могли добраться до известного среди наших людей в окружающих деревнях «Военкомата». Большая землянка на ковалевической точке была прозвана нами «Военкоматом» потому, что она служила для приема в отряд всех новичков. Там новые партизаны проходили проверку и первые боевые испытания.

Предупредив Ермоленко, чтобы он не вздумал поддаться на провокацию гитлеровцев, я отправился в Ковалевические леса.

Ночью в Волотовке мы заглянули в хату Азаронка и узнали от его жены, что в этой деревне тоже были какие-то люди, называвшие себя десантниками. Они требовали от председателя колхоза, чтобы он провел их к Бате. Но тот, не будь глуп, от всего отказался, заявил, что Батя его не знает, а сам в тот же день поехал в Аношки, к бургомистру Горбачеву, у которого в это время стояли гитлеровцы, и доложил, что в Волотовке появились десантники. Пускай, дескать, сами ловят своих шпионов! Однако Горбачев объяснил «панам», что это, должно быть, сотрудники гестапо ищут партизанского начальника. Гитлеровцы так и порешили и выехать на вызов председателя колхоза в Волотовку отказались.

Мы поспешили и к вечеру были в «Военкомате».

Встретивший нас боец, оставшийся за старшего, заявил, что к нам выброшена из Москвы десантная группа в составе пяти человек во главе с комиссаром.

— С каким комиссаром? — переспросил я бойца.

— Не знаю, товарищ командир, здесь так говорили…

— А ты сам этих людей видел?

— Нет, товарищ командир, не видел. Я был в это время на задании.

— А кто же здесь был? — продолжал я допытываться у бойца.

— Здесь были Брынский и Перевышко. Они и пошли с десантниками на базу Ермоленко. В том районе у них где-то грузовые мешки остались схороненными. Брынский и Перевышко беспокоятся, как бы их не обнаружили гестаповцы.

За эти сутки мы прошли около семидесяти километров на лыжах. Наступившая оттепель затрудняла передвижение по целине, влажный снег прилипал к лыжам. В кустарниках сугробы проваливались, и лыжи, облепленные снегом, с трудом выдирались из-под корней. Но мне было не до отдыха. Не знавшие обстановки новички могли в любую минуту попасть в руки карателей. Они могли погибнуть, и драгоценный груз, сброшенный нам впервые через семь месяцев, пропал бы, а самое главное — окончательно рухнула бы надежда на восстановление связи с Москвой.

Я поднял вконец измученных товарищей и повел обратно.

«Значит, Москве стало известно о гибели комиссара, и мне прислали на эту должность кого-то другого, — медленно ворочались у меня в утомленном мозгу тяжелые мысли. — Эх, Давид, Давид, попал ты, видать, в лапы гестаповских палачей».

Мы еле брели, а надо было пройти за ночь не меньше шестидесяти километров. Бойцы, дошедшие до изнеможения, падали на снег и просили оставить их на несколько часов передохнуть. Правда, каратели по такому снегу преследовать нас не могли, если бы даже у них нашлись первоклассные рекордсмены лыжного спорта. Снега, собственно, уже почти не было. Он превратился в киселеобразную мокрую массу. Но через несколько часов могло подморозить, и тогда мог появиться удобный для передвижения наст.