Вольф Долгий - Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

И вот там, в Лукьяновке, повседневно общаясь с ними, Осип, вероятно, впервые с такой отчетливостью осознал, что в жизни важно не только дело, само по себе дело, которому отдаешь всего себя, а и то, с какими людьми делаешь это свое дело. Ибо одно неразрывно связано с другим. Доброе, чистое, святое дело обязательно делают хорошие люди — так есть, так, в любом случае, должно быть.

Осип был самый молодой из числа искровцев, оказавшихся в Лукьяновской крепости, но, по совести сказать, и самый темный. В отличие от своих товарищей, которые, обладая глубокими теоретическими познаниями, к тому же хорошо были знакомы с практикой рабочего движения как в России, так и на Западе, Осип не знал многих азов марксизма. Так уж сложилась его жизнь, что не было ни времени, ни возможности всерьез заняться политическим самообразованием. И кто б мог подумать, что именно Лукьяновка станет для него университетом!

Старшие товарищи читали ему целые лекции по наиболее сложным вопросам. Многое он понял, присутствуя на теоретических диспутах, на которых решались спорные или нерешенные проблемы. А главное — он читал, читал, читал, притом по определенной, специально для него составленной программе!

Особенно много сил и времени тратил на Осипа Блюм, первый искровец, которого он встретил в тюрьме. Его опека, вседневная и очень требовательная, ничуть, однако, не была Осипу в тягость. Он сам жадно тянулся к знаниям. Дело не ограничивалось изучением партийной литературы, были также ежедневные экзерсисы по немецкому языку под руководством Николая Баумана и Блюма. Поначалу Осип противился занятиям немецким: к чему, мол? Но Блюм твердо стоял на своем: «Пригодится! Поверь моему слову, очень даже пригодится!» Вскоре Осип и сам понял: без иностранного языка, хотя бы одного, никак не обойтись; причем понадобится он быстрее, чем можно было ожидать: маршрут участников побега из Лукьяновки пролегал через границу, в Цюрих…

Спасибо, друзья-искровцы, все-все, с кем судьба свела меня в тюрьме, вечная моя благодарность вам! Мне долго еще будет не хватать вас — вашего тепла, участия!..

…Студент Книжник пришел за Осипом на следующий день вечером, когда уже начало темнеть. Отвел на явку, где Осипа уже дожидался представитель Киевского комитета, и сразу же исчез; Осип не ожидал, что больше не увидит симпатичного студента, пришедшего на выручку в самую трудную минуту, и крепко пожалел об этом: не только что поблагодарить, а даже и попрощаться толком не удалось.

Представитель комитета («товарищ Коля» — так назвался он) был немолодой уже человек, лет за сорок, неторопливый, рассудительный. Осип первым делом спросил его — что, действительно вся тюрьма убежала? Товарищ Коля легко, одними губами, улыбнулся: нет, пустой слух, сбежало одиннадцать человек. Осип всполошился: как одиннадцать? Ведь планировался побег двенадцати? Да, подтвердил товарищ Коля, намечалось двенадцать, но одного из искровцев, Михаила Сильвина, постигла неудача. Уже известны, добавил он, и подробности, отчего Сильвину не удалось бежать. Он держал часового, лежавшего на земле, ждал, когда ему скажут: «Ваша очередь!» Но товарищ, стоявший «на стреме», вместо этих, служивших сигналом слов от волнения крикнул другое: «Убегайте!» Сильвин понял его в том смысле, что дело расстроилось, и, оставив часового, помчался к себе в камеру, где уничтожил паспорт и припрятал деньги. Оставшийся без присмотра часовой тотчас вскочил на ноги и, схватив лежавшую рядом винтовку, выстрелил в воздух-Бедный Сильвин. Особенно жаль было, что именно ему так не повезло.

Без преувеличения — он был душа побега, его главный нерв. Готовясь к побегу, каждый делал что-то свое; Осип, к примеру, хранил лестницу в своей подушке и еще (когда обнаружилось, что киевляне не могут раздобыть паспорта для беглецов) привел в действие свои виленские связи, и пятнадцать паспортных книжек было доставлено в Лукьяновку. Да, никто не бил баклуши, но Сильвин, бесспорно, делал больше всех — потому хотя бы, что координировал действия остальных. Осип вспомнил подробность, на которую в свое время не обратил внимания: когда решался вопрос, кто будет первый, кто второй, и так далее, оказалось, что очередь Сильвиил последняя. В тот момент Осип не придал этому значения: кто-то должен быть первый, кто-то последний, какая разница! И только теперь осознал, что разница была: последний, несомненно, подвергался наибольшему риску. Так что не случайно, совсем не случайно, что Сильвии, устанавливая очередность, поставил свое имя последним в списке… как, разумеется, не случайно и то, что он взял на себя самое опасное — держать часового. Задним числом осознав все это, Осип, право, предпочел бы сейчас поменяться с Сильвипым местами… Ведь это же очевиднейшая несправедливость, что человек, столько сделавший для побега, сам продолжает оставаться за решеткой! И ничуть не легче оттого, что личной вины твоей в случившемся нет ни малейшей, все равно, все равно чувствуешь себя виноватым!