Вольф Долгий - Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

— Я хочу посильным советом помочь вам в ваших размышлениях, — подал в эту минуту свой голос ротмистр. — Если вы будете настаивать, что ваша фамилия Хигрин, мы отвезем вас в Вилькомир, где живут ваши родители и прочая многочисленная ваша родня. Очная ставка, смею заверить, мигом раскроет вас…

Едва ли ротмистр догадывался, какую услугу оказал сейчас Осипу. Как раз этого дополнительного нажима и не хватало ему, чтобы признание не слишком походило на игру в поддавки…

— Да, да, пан ротмистр, все это так ужасно! — горестно воскликнул Осип.

— Что именно?

— Я действительно Таршис. Иоселе Таршис…

— А как же паспорт?

— Какой паспорт?

— Ну вот этот — на имя Хигрина!

— Это ужасно, пан ротмистр, это так ужасно! Свой я потерял…

— Когда?

— Я знаю?! Прошлым летом…

— Ну? — торопил Модль.

— Так скажите мне, пан ротмистр: может ли человек жить без паспорта? Я знаю, вы скажете — нет, не может. И я тоже так считаю. Словом, что долго рассказывать! Я таки купил себе новый…

— Где?

— А что, вы тоже хотите купить? Хорошо, я скажу вам где. В Ковне, на Алексотском мосту, — вот где! О, пан ротмистр не поверит: на том мосту не только паспорт — родную маму купить можно…

Модлю было нелегко сдерживать себя.

— Много отдали? — спокойно спросил он.

— Зелененькую.

— Трешка, стало быть? Дешево…

— Нет, это большие деньги, пан ротмистр. Очень большие. Что я вам скажу, пан ротмистр? Когда я служил у пана Штильмана в Поневеже — вы его должны знать, кто не знает пана Штильмана! — так он платил мне три рубля в неделю. Вот какие это деньги — три рубля! Я торговался, как сумасшедший. Как трое сумасшедших!

Модль все же не совладал с собой, прервал Осипа:

— Отчего же тогда паспорт не был предъявлен в полицию для прописки?

— Как можно, пан ротмистр! — уже откровенно разыгрывал простодушие Осип. — Ведь не мой же паспорт, разве я не понимаю?

— Господин Таршис, — сурово произнес ротмистр, — вы отлично знаете, что паспорт фальшивый, оттого и остерегались предъявлять его в участок!

— О, горе на мою голову! — запричитал Осип. — Что за люди, нет, вы скажите мне, пап ротмистр, что за люди! Взять такие деньги, целых три рубля, и подсунуть бедному человеку гнилой товар!

Модль помолчал несколько. Как ни удивительно, теперь он даже и доволен был, что в действительности Щуплый совсем не тот, каким показался в первую минуту. «Мальчик»-то отнюдь, выходит, не прост; и неглуп, пожалуй… Нет, поразмыслив, заключил он, скорее все-таки хитер, увертлив…

— Таршис, — насмешливо проговорил Модль, — да полно вам ягненка-то из себя строить! Давайте рассуждать здраво. Признав, что вы Осип Таршис, тем самым вы очень многое признали. Вполне достаточно, чтобы упечь вас в крепость.

— Пан ротмистр, я, конечно, очень перед вами извиняюсь, но я скажу вам честно, как отцу родному: мне почему-то не хочется попасть в «нумер четырнадцатый»…

Модль невольно рассмеялся — с такой искренностью в голосе произнес это Щуплый.

— Вот уж чего никак не могу вам обещать, так это того, что вы туда не попадете!

— Но за что, за что, пан ротмистр? Моя бедная мама не переживет этого!

— Раньше надо было думать о маме, — веско заметил Модль. — Раньше!

— А что раньше? Разве ж я виноват, что потерял паспорт?

— Если б только паспорт! А забастовки, в которых так активно участвовал некий Осип Таршис, секретарь Профсоюза дамских портных?

— Прошу прощения, пан ротмистр, я вижу, у вас есть время для приятной беседы. Ну что же. Болтать — не работать, как говорил мой хозяин в Ковне Юстас Алдонис. Вы должны знать его, пан ротмистр. Юстас Алдонис — владелец самого лучшего в Ковне дамского салона. Что зря наговаривать, салон хорош, но сам Алдонис… о, это такой — я только вам скажу, пан ротмистр! — такой скупердяй, второго такого свет еще не видел…

— К черту вашего Алдониса! Я задал вопрос о вашем участии в забастовках.

— Вот и я говорю, пан ротмистр, к черту этого пройдоху! Но не подумайте, пан ротмистр, что это только мы с вами сказали так. Все портные так сказали. А что оставалось делать, по-вашему? Вот вы умный человек, пан ротмистр, я думаю, что даже очень умный… так скажите мне: сколько можно было терпеть этого жима? И в один прекрасный день мы бросили работу. Если у вас это называется забастовка, пан ротмистр, хорошо, пусть будет забастовка, я не против. Но мы таки добились прибавки к жалованью! А-а, вы меня разыгрываете, пан ротмистр! Когда это было? — два года назад, три года! Кому нужно это помнить!