Вольф Долгий - Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

Федотов журнальчик сует Модлю:

— Распишитесь в получении, ваше благородие!

Модль расписался.

— А это — паспорт, — еще сказал Федотов. — И билет. Я могу быть свободным, ваше благородие?

— Да, Федотов, ступай!

Модль сел в свое кресло, велел и Щуплому сесть на стул по другую сторону стола.

Некоторое время Модль листал паспортную книжку. Да, Ратаев прав: на имя Моисея Хигрина. Фальшивка, само собой, но исполнено недурно. Почти без боязни можно сдавать на прописку в полицейский участок, но отчего-то страничка, где должна быть отметка о прописке, чиста, девственно чиста… Ах, да не для того перелистывал сейчас Модль паспорт, что имел к нему какой-то интерес чрезвычайный, — время выгадывал! Все дело в том, что, едва бросив первый взгляд на появившегося в дверях вместе с жандармом Щуплого, испытал Модль чувство острого разочарования. Будто это и действительно могло иметь хоть какое-то значение, так выглядит новый его подопечный или эдак, но, похоже, ему было бы приятнее, если бы Щуплый был все-таки повзрослей, посолидней. А то ведь не просто щуплый — тощий; и росточком не вышел; и в свои двадцать с хвостиком мальчик и мальчик, неловко даже. И никак не укладывалось в голове, что этот мальчик столько времени мог водить за нос чуть не все сыскное воинство виленской жандармерии. Уж настолько одно не вязалось с другим, что невольно думалось — не подмена ль тут, не подвох? Противников Модль уважал серьезных; пусть с ними и возни побольше, но тем выше и тебе, жандармскому ротмистру, цена, когда удается одолеть их, сломить, наизнанку со всеми потрохами вывернуть.

Как бы ненароком Модль взглянул на Щуплого: тот застыл в позе терпеливого и почтительного ожидания, а глаза — тихие, кроткие, пожалуй, и скорбные; и беззащитные. Ну ничего, милый мой мальчик, тем лучше: я тебя живенько обратаю! Модль небрежным жестом откинул паспортную книжку на зеленое сукно стола, улыбнулся одной из самых располагающих своих улыбок. Сказал:

— Меня зовут Владимир Францевич. Ротмистр Модль.

— Очень приятно, пан ротмистр, очень! — с бесподобной местечковой учтивостью отозвался Щуплый. И простодушно добавил: — Рад познакомиться.

— Приятно, нет ли, — все с той же улыбкой сказал Модль, — но раз уж судьба свела нас, должен сразу уведомить, что решительно все, касательное вас, мне известно.

— Очень приятно, — вновь сказал Щуплый. — Для меня, о, для меня такая честь, что пан ротмистр все знает обо мне…

Модль помолчал, примеривая — прикидывается дурачком или дурак и есть? Нет, решил, лучше все-таки предположить в нем человека умного, изворотливого…

— Прошу простить, я неловко выразился, — повинился, посерьезнев на минутку, Модль. — Все знать про вас я, конечно, не могу. Я и себя-то, если честно, не знаю до конца. Вернее будет сказать — я многое о вас знаю. Для начала, чтоб не томить вас излишне, сообщу, что имя, значащееся в этом паспорте, Моисей Хигрин, — это отнюдь не то имя, которое было дано вам при рождении. — Выждав паузу, продолжил: — Не стану неволить вас, сам назову ваше подлинное имя. Иосиф Таршис, двадцати лет от роду, уроженец Вилькомира Ковенской губернии. Состояли на службе в портновских мастерских в Поневеже, Ковне, Вильне. Где и когда служили и с какой поры нигде не служите — это тоже нам известно… как и то, — расчетливо ввинтил он, — как и то, что ваша подпольная кличка — Виленец… Разве не так? Впрочем, я не тороплю вас с ответом. Я пока займусь своими делами, а вы подумайте. — С этими словами он извлек из ящика стола папку, погрузился в чтение совершенно ненужных ему сейчас бумаг.

Осип охотно воспользовался столь милостиво предоставленной ему паузой. И впрямь есть о чем подумать. Ну хоть об этом — откуда у ротмистра такие обширные сведения о нем? Не так заботило даже, что, судя по всему, досконально прослежен и выяснен Осип Таршис, как то, что жандармам известен также и Виленец. Имя это фигурировало только в переписке с редакцией «Искры», здесь же, в России, в ходу было другое имя — Цыган. Но вот загадка — про Цыгана ротмистр не упомянул, хотя, столько-то зная о Таршисе, напасть на след Цыгана не так сложно было… зато до Виленца докопался… Непонятно!

В социал-демократической брошюре «Как держать себя на допросах» рекомендуется все отрицать, даже очевидное. Так вначале Осип и собирался поступить: не Таршис я, не Таршис, хоть на плаху ведите! Но сейчас он все больше склонялся к тому, чтобы признать свое подлинное имя; одно только это, ничего больше. Тут вот в чем возможен выигрыш. Стремясь продвинуться в своем расследовании дальше, ротмистр поневоле вынужден будет тогда открыть, что еще ему известно. Ведь не все же он знает! Знай он, к примеру, о существовании «Маркса» — да разве ехал бы тот спокойно сейчас в Ковну? В этом Осипу было важнее всего удостовериться: что никакими сведениями о «Марксе» ротмистр не располагает. Собственная участь мало занимала Осипа: и к отсидке в тюрьме, и к возможной ссылке он давно приготовил себя…