Вольф Долгий - Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

Главная досада была — два месяца всего только и пришлось поработать в Самаре. Ровно два, день в день прямо! 16 апреля 1914 года приехал сюда из Москвы, а ныне — 16 июня… Впрочем, и из этого срока с полмесяца ушло, пока Ленин из Польши известил здешних большевиков, что человек, который явится к ним и назовется Генрихом, добрый малый и на него можно положиться. Так что, вот обида, и двух не набирается месяцев!

— Господин, а господин… как вас, господин, зовут?

Околоточный не мог справиться с дыханием, возникли явно не предусмотренные им паузы, и оттого тон получался не приказной, как то должно бы в подобной ситуации, а, напротив того, просительный, даже искательный. Сам же вопрос был вполне обыкновенный, из разряда тех, какие всякий раз задаются при задержании. Трудно ведь поверить, что полицейским действительно неизвестно, кого они берут: слишком уж целенаправленно было все устроено — и погоня, и засада этих вот переодетых в штатское шпиков. И если Осипу все же вздумалось немного поиграть в кошки-мышки (огрызнулся: «Раз уж гонитесь за мной — должны бы сами знать это!»), то единственно из привычки ни в чем без боя не уступать полицейским. Пусть-ка сами первые назовут его, тогда хоть ясно будет, какое из его имен на сей раз привлекло к себе их внимание!

Покуда везли на едва ли случайном извозчике в жандармское управление, было время поразмышлять о некоторых странностях этого ареста.

Первая бившая в глаза странность — отчего прямо на улице сочли возможным брать? На улице, а не дома — на Троицкой, 103, где, ничуть не таясь, даже и прописку надлежаще оформив в полиции, он снимал комнату у вдовы чиновника Софии Андреевны Эсмонт? Или не на службе? Тоже ведь не тайна, что Пимен Санадирадзе направлен в Самару московской конторой фирмы «Сименс-Шуккерт» для установки на городской электрической станции — в связи с предстоящим пуском трамвая — преобразователей переменного тока в постоянный, всевозможных трансформаторов и всяких других сложных приборов… Если кого и хватают вот так на улице — разве что уголовников, да и то не всех, «убивцев» только, дабы уменьшить количество пролитой ими крови… Постой, постой, уж не за террориста ли какого принимают меня?

Хорошо, пусть так. Ловят кого-то, до невозможности похожего на меня. Но тогда остается предположить, что околоточный совершенно случайно опознал меня (вернее, того, на кого я похож). Нет, и здесь концы с концами не сходятся. Чем в таком случае объяснить, что полицейские молодчики в штатском как раз в нужный момент оказались в нужном месте? В такие совпадения Осип не верил. Видно, специально поджидали, прекрасно были осведомлены, что в это время — без четверти час пополудни — Осип имеет обыкновение возвращаться с обеда на работу — чаще всего этим соборным садиком. Но и опять выходит неувязка. При таком-то знании его дневного распорядка — какая нужда на улице брать? А ну как задерживаемый и впрямь окажется при оружии и, защищаясь, устроит пальбу — сколько невинных пострадает! Не проще ль, не разумнее ли — дома, за толстыми стенами?

Уж какие только варианты Осип не прикидывал! В том числе самые невозможные. Лишь одно-единственное объяснение (а именно — что полицейские, арестовывая его, действительно не знают его имени) никак не приходило в голову. Да, собственно, и не могло прийти: слишком уж фантасмагорией попахивает. Слишком…

Первый допрос провел сам начальник жандармского управления полковник Познанский.

На допрос, впрочем, не очень и похоже. Прежде всею он представился, Познанский, — в чем, надо признать, имелась очевидная нужда: на полковнике был партикулярный, ладно сидевший на нем костюм. Познанский был моложав, лишь седые виски да усталые, как бы притушенные глаза выдавали возраст; лет пятьдесят ему, никак не меньше. Учтиво назвав себя, Познанский, вероятно, ждал, что и Осип в ответ, как того требуют правила приличия, откроет свое имя. Плевать Осип хотел сейчас на приличия! Приняв тон благородного негодования, он весьма энергично выразил свое возмущение по поводу ареста невинного человека.

— Но главное даже не это, — продолжил он в том же наступательном духе. — Представьте, ваши люди, господин полковник, столь бесцеремонно схватившие меня на улице, даже понятия не имеют, как меня зовут! Допустимо ль подобное в цивилизованном государстве, каковым, полагаю, вы, как и я, почитаете наше отечество?

Участливо выслушав его, Познанский тем не менее возразил: