Морис Дрюон - Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории

Я снял комнату в городе, рядом со старой мрачной башней, отмечавшей при одном из первых Капетингов, девять веков назад, границу Французского королевства. Иногда ко мне приезжала жена, когда работа на радио ей позволяла. В свои пустые вечера я продолжал написание «Мегарея». Но чему теперь послужит эта пьеса?

Меня навестил дядя, Жозеф Кессель. Будучи военным корреспондентом, он разъезжал по армиям и с восторгом рассказывал о генерале Латтре де Тассиньи, который принимал его в своей 14-й пехотной дивизии в Ретеле. Дядю сильно впечатлили выправка, тренированность и воодушевление солдат — контраст с вялостью прочих частей был разительным.

Я тотчас же попросил его похлопотать у этого генерала, чтобы он вытребовал меня, если возможно, в свою группу моторизованной разведки.

Наступило 10 мая, и это вызвало среди нас недолгий прилив энтузиазма: наконец хоть что-то сдвинулось с места! Увы, сдвинулось слишком быстро. Разумеется, войска понесли потери, но из-за разгрома части отводили назад так поспешно, что теперь никто не знал, как их найти, чтобы нас туда срочно отправить.

Зато свалившийся с неба приказ велел перебросить в наш Центр всю самодвижущуюся технику, стоявшую в парках или на заводах, даже недоделанную. И одновременно призвали всех резервистов. Их прибытие происходило в величайшем беспорядке, а на опустевших рабочих местах царила лихорадочная неразбериха. «Быть в этот момент в тылу — это уже слишком; и притом все напрасно, это превосходит всякие границы», — писал я своей жене Женевьеве в одном из тех писем, что она не взяла с собой. Нетерпение, из-за которого я дерзил начальству, стоило мне пятнадцати суток ареста, впрочем, и они мало что изменили.

Из-за невозможности зачислить нас в беспорядочно отступающие части было решено сформировать «вольные отряды», способные отправиться в спешном порядке на поддержку тех частей, которые попали в трудное положение.

Именно в эти дни Жефу удалось достать мне «Войну и мир» в трех томах в старом изящном переводе Вогюэ. Я с восторгом начал читать; так и прошла со мной всю кампанию, отмеченную странными совпадениями с отступлением русских войск 1812 года, книга, которая отныне стала для меня шедевром из шедевров.

Меня назначили командовать одним из таких «вольных отрядов». Его оснащение было довольно странным. Моя главная огневая сила состояла из старого учебного танка времен предыдущей войны и двух бронеавтомобилей, на сей раз новехоньких: на них даже не успели установить башни. В этих машинах-торпедо, спортивных броневиках, стрелок был подставлен любому мало-мальски прицельному выстрелу из винтовки.

Кроме того, я располагал двумя звеньями мотоциклистов, причем лишь некоторые мотоциклы с коляской были снабжены ручными пулеметами, и одним полугусеничным бронетранспортером — наполовину на колесах, наполовину на гусеницах, — который мог перевозить дюжину так называемых моторизованных кавалеристов, вооруженных простым карабином. И с этим я собирался спасать Францию!

Требовалось срочно познакомиться с моими резервистами, которые все были в два раза старше меня, распределить между ними обязанности и обучить вождению машин и обращению с оружием.

Я командовал своим «вольным отрядом» всего два дня, поскольку на третье утро был вызван к полковнику, который заведовал Центром.

— Вы затребованы в группу разведки четырнадцатой пехотной дивизии. Телеграмма только что пришла.

— Когда я могу отправляться, господин полковник?

В моей голове сундучок был уже собран.

— Нет транспортных средств, — ответил полковник.

— Неважно, — сказал я ему, — как-нибудь выкручусь и сумею добраться до Ретеля.

— Невозможно. Во-первых, мы не знаем, там ли еще дивизия, и к тому же должны дождаться письменного подтверждения из Кавалерийского управления.

После радости — холодный душ. Я добровольно вызвался отправиться в Париж за подтверждением.

— Кавалерийское управление эвакуировано, и мы не знаем, где оно находится… Надо ждать. Естественно, вы освобождены от вашего командования.

Такова история моего первого сорвавшегося назначения. Были и другие.

В общем, я пошел сказать «прощай» своему «вольному отряду». У унтер-офицера взвода, довольно заслуженного старшины национальной гвардии, увлажнились глаза, когда я объявил о своем уходе.

— Мы бы за вами куда угодно, господин лейтенант, — сказал он мне.

Доверие в трудные времена устанавливается быстро.