Юрий Модин - Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья

Не могу сказать, что мы стали большими друзьями, ведь разница между нами была огромна. Он родился в интеллигентной семье, а я, как у нас говорили, принадлежал к «рабочей интеллигенции». По широкому кругу вопросов мы сходились далеко не во всем, и все же я могу с уверенностью сказать, что если бы не Коген, я никогда не стал бы опытным разведчиком.

Читая донесения наших агентов, я начал воспринимать их как близких людей. Я узнавал их достоинства и недостатки, догадывался об опасениях и тревогах. Их образы реально стояли передо мной.

Материалы на микропленках или конспекты говорили мне теперь о многом. Я уже мог точно сказать, когда агент говорит неправду, когда хочет уйти от ответственности или приписать себе заслугу в вербовке нового агента. В Южной Африке, например, у нас был очень старательный, даже чересчур активный агент, неутомимо вербовавший новичков. Он осыпал нас, как из рога изобилия, информацией, совершенно бесполезной, например, об отношениях между чернокожими и африканерами или различными племенами. Ему было известно абсолютно все о националистических группах, финансирующих эти племена, и от чьего имени они действовали. В нашей борьбе с немецкими фашистами этот материал не мог оказаться для нас сколько-нибудь полезным, но мы не стали останавливать агента. Изучая его сообщения, я чувствовал, что они для него составляют всю суть жизни.

Однако вся эта бюрократическая, как мне казалось, работа, в то время, когда происходила жестокая борьба с фашизмом, когда мои ровесники сражались на фронте, не приносила мне достаточного удовлетворения. Но не понадобилось много времени, чтобы понять: эта практическая подготовка дала мне возможность выйти на новый этап деятельности, позволившей с полной отдачей служить своей родине.

Я много тогда путешествовал, но только в своем воображении. Например, получая информацию из Англии, Австралии, Новой Зеландии, Индии, Южной Африки, Канады и британских колоний. Летом 1944 года больше всего приходилось трудиться с пакетами фотоклише, поступавшими к нам из Лондона.

Работы по-прежнему было много, и обработать все, что мы получали, также не удавалось. В Соединенном Королевстве Великобритании у нас действовал ряд чрезвычайно эффективных агентов. Все они были британцы, работавшие для нас «на идеологической основе», как мы тогда говорили. Я снова и снова классифицировал входящие документы согласно степени их важности и самые интересные из них передавал старшим сотрудникам, специалистам по Англии. Когда выдавалось свободное время — а это случалось очень редко, — я брал в руки материал, который когда-то отложил в сторону как менее важный.

Мы разработали весьма действенную процедуру. Все наши тридцать с лишним агентов в Лондоне получили указание добывать информацию только по одному определенному вопросу. Они разрабатывали его как могли, а затем этот материал подвергался анализу. Сравнивая вклад каждого агента в дело, мы смогли провести их классификацию. Из общего их числа выделили пять наиболее способных. И действительно, они быстро проявили себя как самые ценные агенты.

Материал, присылаемый остальными двадцатью пятью, по сравнению с упомянутыми выше пятью, почти не представлял собой никакого интереса.

Годы спустя, когда я преподавал в учебном центре Комитета государственной безопасности (КГБ) [6] В 1946 г. НКВД был разделен на МГБ (Министерство государственной безопасности) и МВД (Министерство внутренних дел); в марте 1954 г. вместо этих организаций был создан КГБ (Комитет государственной безопасности). , то старался объяснить слушателям, как мы поступали в то время. Я говорил им:

— Представьте себе кастрюлю, в которую повар закладывает различные ингредиенты, чтобы приготовить тушеное блюдо. Он ставит ее на малый огонь, и через час-другой в кастрюле остается то, что надо — суть.

Именно так мы отбирали главных из всех наших лондонских агентов.

«Кембриджская пятерка» — так называли у нас эту группу — была такой сутью. Она вовсе не представляла некоего единого целого. У каждого ее члена — свой характер, свои привычки. Они сильно отличались один от другого, хотя почти все друг друга знали. Информация, которой они нас снабжали, была насыщенной и в то же время такой лаконичной, что это дало возможность выделить одного переводчика, который занимался бы только документами «пятерки».

В 1944 году, когда мне исполнилось всего лишь двадцать два года, этим переводчиком стал я.