Константин Ваншенкин - Писательский Клуб

Публика оживилась.

— Гадоха! — кричали мне с мест.

— Каспарчак!..

— Жмуда! — добавлял и я.

— Томашевский! — продолжали они. А потом неуверенно прозвучало и несколько русских фамилий.

Мои попутчики ничего не могли понять.

А я называл футболистов сборной Польши, тогдашних бронзовых призеров чемпионата мира.

Футбольная команда ветеранов, еще совсем недавних звезд, выезжала на игру в соседний областной город.

За час, по-стариковски, встретились на вокзале.

— А Сам где?

Так они между собой называли Стрельцова. Неплохо.

Стрелец жил в одной остановке от вокзала. Решили на всякий случай ему позвонить. После нескольких гудков он снял трубку.

— Эдик, ну ты что?

Он спросил хрипло:

— А сейчас сколько?..

— Девять.

— Еще рано, — отреагировал Стрельцов и положил трубку.

Подали состав. Капитан опять пошел к автомату.

Снова Стрелец отозвался не сразу. И опять спросил:

— А сейчас сколько?..

— Без пятнадцати десять.

— Уже поздно, — вздохнул Сам и тихо положил трубку.

Я услыхал эту историю от динамовца Эдуарда Мудрика.

Один известный футболист, учась в школе тренеров, вытащил на экзамене билет с вопросом об общественных формациях и ничего не смог сказать по этому поводу.

Преподавательница задала несколько наводящих вопросов и наконец спросила напрямик:

— Ну в каком обществе вы живете?

Он ответил:

— «Локомотив».

Футбольный чемпионат мира в Италии. Судьба нескольких важнейших игр решалась при помощи послематчевых пенальти. Нервное перенапряжение чудовищное. Так вот, более всего удручает даже не тот факт, что у нас в команде не оказалось лидера и нет звезд. У тех — не только игровой класс, у тех тренеры, улыбаясь, обнимают потом за плечи промахнувшихся футболистов. Класс человечности!

Хмурого, раздавленного Лобановского можно понять и оправдать. Он дитя системы и знает, что она не простит его. И сам он не прощает, не жалеет.

Мы — в другом измерении. У нас все еще другие правила — в этом наша главная слабость.

Понятие команды. Прежде всего корабельной. Ну, и конечно, команда в спорте, — скажем, футбольная. Команда Баккенбауэра. Команда Платини. Команда Бескова или Бышовца. И уже отсюда — по ассоциации — в политике. Команда Горбачева. Команда Клинтона. Команда Ельцина.

Но можно ли составить команду из людей, плохо понимающих или не желающих понимать друг друга? Или из просто слабых игроков? Приглашать в сборную заведомо неудовлетворительных исполнителей? Какого же можно ожидать результата — в том числе для карьеры тренера?

Действующие поэты, регулярно выступающие с обзорными статьями о текущей поэзии. Существует понятие: играющий тренер, но не бывает играющего судьи. А тут и сам играет, и еще свистит — назначает свободные и пенальти, делает предупреждения.

Но ведь и судьи бывают играющие. Только они играют в иные, сомнительные игры.

Существуют футболисты — и среди них очень хорошие и знаменитые, — у которых одна нога значительно сильней другой. Есть даже профессиональное выражение: «сильнейшая нога». Вадим Синявский, ведя репортаж, говорил об игроке:

— Он нанес удар своей любимой правой ногой…

Еще таких футболистов слегка пренебрежительно называют иногда одноногими. Обидно!

Один из них и придумал когда-то потрясающую частушку:

Команде стишок очень нравился, но некоторые не верили, что это он сам сочинил, — думали, что я.

Я познакомился со Светловым в 1951 году, бывал с ним в поездках, однажды, в июне 1961 года, мы целую неделю жили в одном номере гостиницы «Октябрьская» в Ленинграде. Там мы отпраздновали его день рождения.

Я помнил, что 17 июня исполняется 50 лет Виктору Некрасову, и заранее собирался поздравить его, — он находился в Ялте. Накануне я узнал, что семнадцатого — день рождения и Михаила Аркадьевича. Когда утром я пошел отправлять телеграмму, он попросил передать Некрасову привет. Я приписал: «Шлет тебе привет Михаил Аркадьевич Светлов. Ему сегодня пятьдесят восемь».

Великое множество раз сидел я с ним за одним столом — и крытым зеленым сукном (главным образом на заседаниях Бюро секции московских поэтов, в так называемой восьмой комнате старого здания ЦДЛ), и за столами или столиками, накрытыми белыми крахмальными скатертями или простой клеенкой, а то и вовсе ничем не накрытыми.