Владимир Буданин - Кому вершить суд

Шкатулка с сигарами с незапамятных времен стояла на подоконнике в кабинете. Ее полированной поверхности касались десятки людей. Но только Николай Дмитриевич способен был оценить содержимое этой шкатулки. Едва ли не у всех присяжных поверенных были свои слабости. У одного — карты, у другого лошади, у третьего — женщины. Слабостью Соколова издавна были сигары. Он знал в них толк и всегда имел про запас две-три сотни первоклассных гавани. Даже в войну не перешел он, подобно некоторым коллегам, на папиросы или трубку. Сигары для него добывал каким-то образом знакомый таможенный чиновник.

А вот после революции и таможеннику оказалось не под силу доставать сигары. И Николай Дмитриевич, открывая заветную шкатулку, всякий раз огорченно думал, что очень скоро увидит на дне последнюю…

Хлопнула дверь в конце коридора, щелкнул выключатель, полоска света от неплотно притворенной двери рассекла кабинет. Из коридора послышались шаги. Николай Дмитриевич не изменил позы, лишь вяло удивился: «Мечислав Юльевич? Зачем пожаловал?»

В прежние времена появление Мечислава Юльевича Козловского только обрадовало бы его. Козловский вступил в адвокатскую корпорацию Петербурга в конце восьмого года. Он был мягок и уживчив с людьми. С ним у Николая Дмитриевича едва ли не с первого дня установились ровные дружеские отношения, не омраченные никакими размолвками, если не принимать в расчет, разумеется, естественных для мыслящих людей споров по всевозможным отвлеченным поводам. И надо отдать должное Мечиславу Юльевичу — никогда не выходил он из границ. При самых твердых большевистских убеждениях он, в отличие от Красикова, не позволял себе оскорбительных выпадов, щадил самолюбие противника, стараясь гасить пламя, а не раздувать его.

Во всяком случае, когда у Мечислава Юльевича возникли трудности с помещением для кабинета, Николай Дмитриевич предложил молодому коллеге вести прием в одной из пустующих комнат своего обширного жилища. И вот уже почти десять лет на двери его квартиры рядом висят две таблички из бронзы: «Присяжный поверенный Соколов Н. Д.» и «Присяжный поверенный Козловский М. Ю .» А в стене белеют две кнопки электрических звонков.

В последние недели Козловский появлялся здесь всего два-три раза. Работы у присяжных поверенных убавилось. Новый суд лишь рождался, адвокаты занимались политикой. Козловский, как и прочие большевики, в свободное от заседаний Совета и Исполкома время пропадал в заводских районах, митинговал, а быть может, занимался в своем кругу выработкой каких-то тайных большевистских планов. На Сергиевскую он приходил только в сопровождении кого-нибудь из своих. Они все по отношению к Соколову держались отчужденно. Сам же Козловский всегда был приветлив и ровен. Редкостный нрав у человека!

— Здравствуйте. — Николай Дмитриевич вышел в коридор.

Мечислав Юльевич, не оборачиваясь, молча кивнул.

— Глазам своим не верю: вы сегодня один? — Досадно было чувствовать, как губы сами собой растягиваются в искательной улыбке. Но вернуть лицу приличествующее моменту независимое выражение не хватало сил. Хотелось дружеского участия.

— Не догадывался, что вы дома, — не ответил на реплику Козловский. — Света в окнах нет, в квартире — ни звука. Прежде не знал за вами тяги к уединению в темноте. — Мечислав Юльевич вошел в кабинет. Невысокий, широкий в плечах, приподнявшись на носках, он искал что-то в книжном шкафу. — Нашел наконец-то, — сказал удовлетворенно. — Старые записи. Жаль было потерять. — Мечислав Юльевич спрятал найденное в портфель, повернулся. У него было круглое простецкое лицо. Пенсне казалось чуждым на нем. — Зайду за книгами. В кабинете нужды нет, а книги могут понадобиться.

— Комната все равно пустует, — удрученно произнес Николай Дмитриевич. — Зачем вам отказываться от нее?

— Видите ли, следует смотреть правде в глаза. Я не хочу вас обидеть, но если прежде мы могли работать рядом, не возбуждая взаимной неприязни, то впредь… Теперь многое изменилось. Вот вы перестали считать большевиков своими. Ваши товарищи — социал-патриоты, наши противники. Как же…

— Ничего подобного! — перебил его Николай Дмитриевич. — Мы с вами остались товарищами. Я ведь не настаиваю на вашем отречении от взглядов. Полагаю все же, что это не значит во всех вопросах автоматически следовать указаниям вождей. Но вы сами на протяжении многих лет отталкивали меня, не питали ко мне… — Соколов неловко умолк. Козловский внимательно на него поглядел и покачал головой: