Владимир Буданин - Кому вершить суд

— Опять лекарства? Не буду. Надоело! — решительно отказался Нетр Ананьевич.

— У меня новости. — Наташа по-прежнему улыбалась. — Получено письмо с фронта от… Петра Красикова.

— От Петьки? — Петр Ананьевич сел на диване, поспешно взял конверт, прочитал адрес. — Садись-ка, Наташа, давай читать.

— Я сама потом, — возразила она мягко. — Сейчас некогда. От Елены Дмитриевны скоро придут, а я еще не управилась.

Она ушла, и из ее комнаты спустя минуту донесся стрекот пишущей машинки.

Вскрывая конверт, он подумал, что сегодня ей не грех было несколько пренебречь усердием в работе. Не так уж часто в их жизни случаются события, подобные нынешнему. Он получил первое в жизни письмо от сына! А она убежала к машинке…

Петр Ананьевич развернул сложенный вчетверо лист бумаги.

«Дорогой отец!

Прежде не давал о себе знать, за что прошу извинения. Понимаю хорошо, незачем было отмалчиваться. Только так уж вышло. Я ведь тебя почти не помню. Навязываться было неловко. А на днях в моем полку (меня недавно выбрали командиром полка) откуда-то появились „Известия Петроградского Совета“. Читали мы газету в штабе. Вообрази, какое было удивление, когда товарищи увидели в числе членов Исполкома „Петра Красикова“ (это ведь и мое имя!). Насели на меня, и ничего не оставалось делать, как рассказать о тебе и наших семейных делах. Закончилось это тем, что меня едва ли не силой заставили взять отпуск и отправиться в столицу, чтобы повидаться с отцом и расспросить его, тебя то есть, что думает новая власть о мире. Не знаю, как ты к этому отнесешься. Не помешаю ли тебе, не стесню ли? В иные времена не посмел бы приехать без приглашения. Ныне же все по-другому. Подробно поговорим при встрече. Буду числа десятого.

Фронтовой привет от сослуживцев.

Целую, твой сын поручик

Десятого Петька будет в Питере! Чудак человек, о чем он тревожится? «Не помешаю ли, не стесню ли?» Если бы он знал, какую радость доставило отцу его письмо!

За стеной стучит машинка. Петр Ананьевич теперь признателен Наташе. При ней неловко было бы поднять повлажневшие глаза. Он пошел с письмом в ее комнату и объявил с порога:

— Десятого он будет здесь!

Наташа оторвалась от работы, посмотрела на него с улыбкой. Под ее взглядом он почувствовал себя поглупевшим от счастья. Она произнесла таким тоном, словно внезапно сделалась намного старше мужа:

— Вот и хорошо. Познакомлюсь и я с твоим сыном. Интересно, похож ли он на тебя? — и спросила строго: — Зачем встал?

— Петьке двадцать пять… двадцать пять… — Петр Ананьевич закурил и принялся ходить по комнате. — Совсем взрослый сын! А ведь я вовсе его не знаю. Не знаю родного сына…

— Ступай-ка ложись. — Наташа взяла его под руку и настойчиво потянула к двери. — Приедет сын, а ты с температурой. Хорошо же встретишь его! Пойдем-ка, пойдем.

Едва только они вошли в кабинет, как зазвонил телефон. Трубку взяла Наташа. Петр Ананьевич обратил внимание, что после первых же услышанных фраз изменилось выражение ее лица. Оно сделалось растерянным и беспомощным.

— Сегодня? Вы говорите — сегодня? — переспрашивала Наташа. — Нет, нет, я передам. Вот этого не знаю. У него температура.

— Что случилось? — Он едва дождался конца разговора.

— Сегодня приезжает Ленин.

— Сегодня? В котором часу?

— Ночью. После одиннадцати. Все собираются у дворца Кшесинской к семи вечера.

— Дай костюм.

— Петя!?

— Наталья! Дай костюм!

Весна! Теплынь! Людей на улицах — тьма. Повсюду флаги, флаги, флаги. От красного рябит в глазах. Идут отряды красногвардейцев с винтовками, в пулеметных лентах, по мостовым катят извозчики. У закопченных стен Судебной палаты митингуют.

Обыкновенная жизнь революционного Петрограда… И ведь пока никто на улицах, должно быть, не знает о приезде Ленина. Петр Ананьевич останавливается у толпы митингующих и, улучив минутку, громко объявляет:

— Товарищи, сегодня приезжает Ленин.

К нему поворачиваются едва ли не все головы.

— Сегодня? Почему мы ничего не знаем?

— Приходите к Финляндскому вокзалу к десяти.

Во дворце Кшесинской суматошно. Дворец наводнен шумом, беготней и выглядит не таким деловито-спокойным, каким привык его видеть Петр Ананьевич. Голоса звучат громче, чем всегда. Хлопают двери, трещат пишущие машинки, кто-то надрывается у телефона:

— Телеграмму в Кронштадт! Да, телеграмму! Бронедивизион мы известим сами. Сами! Собираться в семь. Здесь!

Петр Ананьевич здоровается за руку с Еленой Дмитриевной Стасовой, Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем. Все в приподнятом настроении. Лишь Елена Дмитриевна, по обыкновению, не отвлекается от повседневных дел. Просматривает бумаги, подписывает документы, дает указания машинисткам, отвечает на телефонные звонки. И тем не менее она спрашивает Красикова: