Владимир Буданин - Кому вершить суд

— Одна. — Ей отчего-то стало страшно. — Случилось что-то?

— Опять всю ночь заседали. Есть хочу свирепо. И спать. — Он щелкнул выключателем, но лампочка не загорелась. — Бастуют? Превосходно. Пока дело идет неплохо. Посмотрим, как пойдет дальше.

Она ожидала, он хоть поест. А то ведь высох весь за двое суток. Но Петя лишь поковырял вилкой в тарелке, отхлебнул глотка два остывшего чая и сразу открыл портсигар.

— А говорил, голоден, — сказала она укоризненно. — Взгляни на себя — Кащей Бессмертный! Можно ли так?

— Да я сыт вроде. — Он подавил зевоту и жадно затянулся. — Теперь бы неплохо соснуть часок…

Уснул он моментально. Она сидела в кресле, смотрела на его спокойное во сне лицо, размышляла. Отчего так получается? Вот он все время там, где происходит самое важное. И весь народ, можно сказать, революцией живет. Даже Клавдия… А она в стороне.

Но нельзя быть в стороне. Ей даже кажется, что муж стал отдаляться от нее именно по этой причине. Что же делать? Что делать? А ничего. Сказать, что впредь не станет сидеть дома. Пусть берет с собой и дело для нее какое-нибудь находит. Она не хуже других!

Словно бы угадав ее мысли, Петя открыл глаза, сел, сонно улыбнулся. Вгляделся в ее глаза, спросил:

— Скучаешь?

— Да уж. — Она кивнула, нахмурилась. — Надоело сидеть и ждать. Сколько это будет тянуться?

— Не переживай. Найдем дело для тебя.

— Скоро ли?

— Наберись терпения.

— Я давно набралась. — Она вздохнула.

А он опять ушел на весь день. И назавтра было то же. И спустя два дня, и спустя три… Никто к ним не звонил, Федулов не появлялся, не видела она ни Мечислава Юльевича, ни других Петиных товарищей. А клиентам теперь было не до старых дел…

Муж бывал дома не более двух-трех часов в сутки. Уходил рано, возвращался за полночь, а чуть свет опять куда-то убегал. Да и был он все это время словно бы не в себе. Она заговаривала с ним, а он и головы не поворачивал, будто оглох. Однажды она вошла в кабинет и обмерла: Петя стоял лицом к окну и выразительно жестикулировал, словно спорил с кем-то или выступал перед публикой. Услышав шорох за спиной, он поспешно обернулся, спросил словно бы недовольно:

— Который час?

— Не знаю. — Ответить хотелось резко, чтобы он понял, что и о ней нельзя забывать. Спросила, однако, буднично: — Посмотреть?

— Зачем? — Петя достал свои карманные часы. — Мне пора. Ты что-то хотела сказать?

— Нет, нет. — Она уж и позабыла, зачем сюда шла. — Ничего.

Жаль, не удалось поговорить. Но она все равно не станет караулить квартиру. Ночью непременно скажет Пете обо всем. Пусть находит для нее дело. Стоя у кухонного столика и глядя на свое отражение в желтой поверхности примуса, готовила себя к неизбежному объяснению с мужем. Внезапно к ней ворвалась Клавдия, растрепанная и до крайности возбужденная. Сорванным на митингах голосом объявила:

— Все, Наталья, прощевай. Домой подаюсь. Повстречала земляка. Уговаривает. Вы тут и сами управитесь. А без меня у нас в Опушкине революции не будет. Петру Ананьевичу от меня поклон передавай. Собираться пойду. Не гневайся, ежели что не так было.

Наташа кивнула. Клавдия расцеловала ее и ушла в свой закуток. Спустя несколько минут она простучала сапогами к выходу. Наташа показалась себе невыносимо одинокой.

Вдруг зазвонил телефон. «Петя! — Она засмеялась. — Вспомнил!»

— Квартира Красикова? — спросил женский голос. — Наталья Федоровна? Петр Ананьевич в Совете?

Наташа узнала Стасову и очень смутилась.

— В Совете, Елена Дмитриевна. Будет ночью, обещал. Звоните, пожалуйста.

— Мне нужны вы, Наталья Федоровна.

— Я?

— Ваша машинка в исправности? Просьба к вам. Не перепишите ли для нас некоторые материалы?

— Отчего же? А где их взять?

— Вам занесут. Будете дома?

— Буду, Елена Дмитриевна. Непременно. Нужно было дать «отбой», а она все держала трубку, прижимая к уху. Ждала, не скажет ли еще чего-нибудь Елена Дмитриевна Стасова. Вот оказывается, что имел в виду Петя. Нашлось дело и для нее! Ей позвонила сама Елена Дмитриевна…

Разум просвещенного человека отказывался понимать действительность. Это было из рода чудес. Всего четыре года тому назад Россия праздновала трехсотлетие династии Романовых и всенародно желала самодержцу «многая лета» и вот в считанные дни превратилась в республику с политическими свободами, демократическим правительством, имеющим в своем составе даже социалиста — недавнего их коллегу Керенского. А в том здании, где помещалась царская Дума, ныне заседает орган, состоящий из представителей трудового народа, — Совет рабочих и солдатских депутатов. Ни одно важное политическое мероприятие последнего времени не осуществлялось без согласия Исполкома Совета. Приказ № 1 по русской армии, коим отменялись унизительные для солдата приветствия и обращения к офицерам как к «благородиям» и «высокоблагородиям», арест членов царской фамилии, дислокация армейских соединений в столичном округе и на фронте, возобновление работы трамвая, пекарен, заводов и фабрик… Все это было либо делом Исполкома, либо осуществлялось с его ведома и согласия.