Таким образом, теперь Б. Д. Михайлов утверждал, что за разлад на партийном Олимпе отвечает не только «солдафон» А. Трэн, но и С. Жиро с ее авторитарными замашками. В процитированном выше пассаже примечательна и констатация возросшей роли Мориса Тореза, в отличие от многих вполне ладившего с Сюзанной Жиро.
Недовольство у Б. Д. Михайлова вызывала организационная работа в партии, которая оказалась «сконцентрирована в руках такого мертвого человека, как Соваж, работающего формально, бюрократичного, раздражающего местные организации… Соваж недавно формулировал на П. Б. такой взгляд на роль пленумов ЦК: пленумы — это «школа ленинизма» для рядовых членов ЦК, которые, мол, приходят туда, чтобы «мы» их обучали». Поскольку Франсуа Соваж являлся гражданским мужем С. Жиро, Б. Д. Михайлов дипломатично предлагал подыскать «лучшего, чем Соваж, руководителя, дав Соважу руководство каким-нибудь крупным провинциальным районом». Ситуация осложнялась тем, что занимавший пост генерального секретаря ЦК Пьер Семар находился в Германии. Выход Ральф видел в проведении до января 1926 года партийной конференции, которая бы наряду с организационно-структурными изменениями в руководстве решила вопрос «о секретариате и роли в нем Сюзанны Ж[иро], привлечение к нему Семара и в связи с этим о редакции Humanitè…».
Атмосфера взаимных подозрений и интриг подогревалась просочившимися во Францию слухами о появлении в РКП(б) новой, так называемой «ленинградской оппозиции» с Г. Зиновьевым во главе. Когда Ральф в своем письме от 4 ноября проинформировал об этих слухах Дмитрия Мануильского, реакция последовала незамедлительно. Письмо с подачи И. Пятницкого стало предметом обсуждения на политбюро ЦК РКП(б), которое в итоге поручило Г. Зиновьеву передать Ральфу, что «по вопросу о руководстве ИККИ разногласий в русском ЦК нет», а «споры по чисто русским вопросам не выходили за пределы обычных споров в любой партийной коллегии…». Более того, большевистское руководство утверждало, что «предстоящий XIV съезд партии лишний раз покажет, что ленинцы имеют единый фронт по всем сколько-нибудь серьезным вопросам» [267] РГАСПИ. Ф. 324. On. 1. Д. 553. Л. 41.
. Прошедший в декабре съезд, как известно, полностью опроверг этот тезис, продемонстрировав, всю глубину раскола в РКП(б).
1—2 декабря состоялась национальная конференция ФКП. В ее резолюциях была признана необходимость изменения методов руководства и углубления партийной демократии. Нелегально прибывший во Францию во второй половине ноября Д. З. Мануильский [268] РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 26. Л. 11.
почти в точности реализовал на практике предложения Ральфа. Трэн и Жиро остались в политбюро, но были выведены из секретариата, который отныне должен был состоять из четырех человек: П. Семара, Ж. Маррана, Ж. Креме и Ж. Дорио. В прошлом все они были рабочими. Пьер Семар сохранил за собой пост генерального секретаря ЦК ФКП, а редакция «Юманите» была реорганизована [269] Courtois Stéphane, Lazar Marc. Histoire du Parti communiste français. Paris, Presses Univer: toires de France, 1995. P. 94.
.
Другим предметом внимания Ральфа была деятельность группы Фернана Лорио. Она «катилась в оппозицию еще в начале 1925 года в результате консолидации противников большевизации ФКП. Ф. Лорио и его единомышленники утверждали, что компартия все более удаляется от «масс», что ее руководство пресекает исходящую от рядовых членов критику, что методы большевизаций ослабляют позиции ФКП среди избирателей. И надо сказать, что основания для такой критики были. Объективным отражением «недугов» ФКП стало ее ослабление: если в конце 1924 — начале 1925 года партия насчитывала примерно 60 тысяч членов (было выдано 66 293 партбилета), то в конце 1925 года численность партии сократилась до 50 тысяч человек [270] Ferrat A. Histoire du Parti communiste français. Paris: Bureau d’éditions, 1931. P. 143, 172, 185.
.
В феврале 80 активистов компартии подписали письмо с протестом против политики руководства, 11 мая аналогичное письмо подписали уже 130 человек. Поднятые оппозицией вопросы обсуждались 18 августа на заседании Центрального комитета, на котором Фернан Лорио зачитал от имени своей группы декларацию.
Исполком Коминтерна тоже отреагировал на возникновение оппозиционной группы, предложив Ральфу встретиться с Ф. Лорио. В своем письме от 11 сентября Б. Д. Михайлов писал: «Телеграмму о Лорио получили. Он в отпуску в деревне; вызвали его в Париж для переговоров. О дальнейшем сообщу». Вскоре действительно состоялась беседа Ральфа с Ф. Лорио, на которой последнему было предложено отправиться для объяснений вместе с еще одним представителем оппозиции в Москву. Однако Ф. Лорио отклонил сделанное предложение, мотивируя необходимостью формирования специальной делегации оппозиции. Резюмируя итоги переговоров, Ральф писал 9 октября: «Впечатление мое таково: группа слаба, политические ее позиции, четко выявленные в их последних тезисах, бить легко, партия их осудит». Вероятно, сам Ф. Лорио мыслил иначе, поскольку продолжил фракционную деятельность. Накануне Национальной конференции ФКП, 25 октября 1925 года, оппозиционеры направили в ЦК так называемое «письмо 250-ти», в котором суммировали свои прежние обвинения против партруководства [271] См.: «Cahiers du Bolchévisme». № 35. Janvier 1926.
. Среди подписавших был и будущий политический секретарь Мориса Тореза, член ЦК ФКП в 1937–1964 годы Жорж Коньо [272] Cogniot Georges. Parti pris. T. 1. P. 97.
. Выступая на расширенном пленуме Исполкома Коминтерна 20 февраля 1926 года, Г. Зиновьев охарактеризовал группу Лорио как «возвращение на позиции социал-демократии» [273] «Cahiers du Bolchévisme». № 47. 15 avril 1926. P. 923.
. В том же году Ф. Лорио покинул ФКП.
Читать дальше