Михаил Пантелеев - Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.

А. Я. Гуральский стремился обеспечить координацию деятельности различных коминтерновских органов во Франции. В одном из писем он писал в Москву: «Я просил бы, когда присылают ряд тов[арищей], сообщать, для чего они приехали, они здесь неизбежно будут толкаться в противном случае без дела и отымать у всех время. Для какой работы Harry [209] Речь идет об Анри Робинсоне (1897–1944) — в то время работавшем под псевдонимом «Наггу» в Орготделе Коминтерна, а позже возглавившем резидентуру советской разведки в Париже. , для какой — молодой константинополец, в чье распоряжение и т. д. Сейчас беспорядок в этом отношении полнейший». Но как можно было добиться слаженных действий, когда даже на высших этажах коминтерновской иерархии хватало неразберихи и несогласованности. Двумя неделями позже А. Я. Гуральский писал «Михаилу» (И. Пятницкому) в ИККИ: «Дорогой товарищ, в ответ на Ваше письмо насчет приезжих товарищей: есть один товарищ, о приезде которого, кажется, и Вы не знаете, меня еще не оповестили о его приезде, он, по-видимому, от молодежи (т, е. от КИМа. — М. П. )».

А вот шифровка Григория Зиновьева, отправленная Дюпону в самом конце января 1925 года. Она приоткрывает закулисье взаимоотношений коммунистов с французскими социалистами: «Мне сообщили, что Верфейль, Морис Морен и другие серьезно хотят создать левое крыло в Социалистической партии и обращаются за нашей помощью. По-моему, к этому следует отнестись серьезно. Сообщите мне ваше мнение» [210] РГАСПИ. Ф. 324. On. 1. Д. 549. Л. 32. . Особую пикантность этому документу придает тот факт, что Рауль Верфейль 19 октября 1922 года был исключен из компартии за деятельность, несовместимую с коммунистическими принципами.

Деньги действительно стали выделяться, и причем регулярно. Согласно документам, забытым членом политбюро ФКП Жоржем Марраном в октябре 1927 года в парижском такси, Жан Морен по кличке Морис ежемесячно получал от компартии на издание своей газеты «Этансель сосьялист» 4500 франков. Однако сам Ж. Морен всегда отрицал свою финансовую зависимость от коммунистов.

Абраму Гуральскому в Париже приходилось заниматься и внутрипартийными делами российских коммунистов. Весной 1925 года живший в России американский журналист Макс Истмен опубликовал книгу «После смерти Ленина», в которой поведал о многих тайнах Кремля, в том числе и об обстоятельствах появления последних статей В. И. Ленина, его «Письма к съезду», именовавшегося в партийных кулуарах «завещанием». Лев Троцкий изображался Истменом как один из немногих искренних лидеров российской революции, ставший жертвой интриг вчерашних соратников. Книга вызвала запросы руководителей ряда компартий, включая французскую, к Троцкому, интересовавшихся тем, насколько изложенное соответствует действительности, и спровоцировала новый раунд борьбы в большевистском политбюро.

Видимо, выполняя соответствующее задание Коминтерна, А. Я. Гуральский собирал информацию об обстоятельствах появления книги. В одном из своих июльских писем за 1925 год он сообщал: «Насчет Истмена. Он был когда-то знаком с Джоном Ридом и был в одной из американских групп, Потом он ушел из партии, он поэт, человек богемы с двусмысленными связями. Он муж сестры Крыленко, которая работает в Париже и работала в Лондоне. Отсюда связь с кругами миссии, знание и полузнание ряда вещей о партиях и т. д.». Позже Абрам Гуральский передал, что исключенные из ФКП «правые уклонисты» предлагали перевести книгу М. Истмена на французский язык бывшей сотруднице «Юманите» Алиез Галлен («образованный и верный коммунизму товарищ, несмотря на уклоны»), но после того, как та отказалась, за дело взялся сам Альфред Росмер.

Итогом инцидента стало публичное осуждение Л. Троцким сначала в заграничной прессе, а затем в журнале «Большевик» книги Макса Истмена, квалифицированной как «клевета». Таким образом, И. Сталин одержал еще одну победу над своим соперником. Торжествуя, он не без основания заметил: «Троцкий на брюхе подполз к партии».

Кто знает, может быть, знакомство с Максом Истменом и стало истинной причиной расстрела в 1938 году после 20-минутного (!) судебного разбирательства прокурора РСФСР, а позже народного комиссара юстиции РСФСР Николая Васильевича Крыленко? Формально же основанием для ареста стала справка заместителя начальника 1-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР Якова Наумовича Матусова, подготовленная по письменному указанию Н. И. Ежова на оснований показаний арестованного 27 января 1937 года Евгения Брониславовича Пашуканиса [211] Пашуканис Е. Б. (1891–1937) — с ноября 1936 года — заместитель наркома юстиции СССР. Освобожден от должности 23 января 1937 года. 4 сентября 1937 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила его к расстрелу с конфискацией имущества. . Н. И. Ежов предусмотрительно уведомил, что акция согласована с ЦК ВКП(б). А беспартийная сестра наркома Елена Крыленко, отработав секретарем советского. посольства в Париже, отказалась вернуться в Москву, став невозвращенкой. Позже она вступила в активную переписку с Л. Троцким. Видимо, был все-таки у заместителя председателя Госполитуправления при НКВД РСФСР Генриха Ягоды сыскной нюх, подвигнувший его написать 18 июня 1922 года докладную записку И. В. Сталину с предложением исключить Е. В. Крыленко из состава делегации на Гаагскую конференцию. И не случайно вскоре он стал вторым заместителем председателя ОГПУ, а позже главой НКВД СССР.