Я могу поклясться на чем угодно, что я даже в мыслях этого не имел. Отказаться же от его предложения было бы подло, хотя мне, разумеется, понятно, что он сделал этот жест, думая сделать мне приятное, а не потому, что ему необходима Лида. Если бы в одном спектакле появились ты и она, только вы двое из всех таганцев, это было бы пошло, ты права. В таком антураже, да еще в таком богатом спектакле, а такая работа может представиться артистам раз в пять лет, это никак не может выглядеть пошлым. К тому же мы с тобой появимся, как ты знаешь, только в третьей и четвертой серии, когда полностью обновятся все персонажи, действовавшие в первых двух.
Нюсик, ты же знаешь, как я мечтаю подарить тебе какую-нибудь сложную выигрышную работу. Ты знаешь, как трудно эту работу изобрести и пробить. Ты знаешь, сколько сил и дипломатических ухищрений мне нужно потратить, чтобы, не обнаружив своего отношения к тебе для посторонних глаз, придумать тебе именно такую работу. И теперь, когда вся эта гора забот мною уже почти сдвинута, мне приходится еще объяснять тебе, что все это сделано только для тебя.
Но разве невыгодно нам с тобой, что мы в этом спектакле появляемся не вдвоем, а в окружении наших же артистов? Это же моментально ликвидирует в окружающих всякие подозрения. Это же так очевидно, и я надеялся, что ты это понимаешь так же, как и я. Я думал, что ты мой соратник, и мы говорим с тобой на одном языке. Теперь уже никому не придет в голову сказать, что я открыто высказываю свое пристрастие к тебе. Получится, что я думаю обо всех, понимаешь?
Нюсик, пожалуйста, не делай так, чтобы я вынужден был тратить силы и нервы еще и на то, чтобы убедить тебя, что все мои заботы по поводу твоей работы в этом спектакле чего-то стоят. Ты и сама должна понимать, во что мне обходится эта нечеловеческая операция. Будь моим надежным другом, тылом, помощником, верь и помогай. Для того чтобы помочь тебе в творчестве на сто процентов, я вынужден делать еще кучу посторонней работы для других, чтобы ни у кого не возникло мысли, что я работаю только для тебя. Я уж и сам устал от этого «высшего пилотажа», от создавания хитроумных громоотводов, но пока другого выхода нет. Вот видишь как.
Все это время, снимаясь в картине, я писал сценарий, радуясь, что я такой талантливый, что я делаю дело для тебя и во имя тебя, а никто об этом не догадывается. А теперь у меня в душе наступила какая-то разруха, и у меня нет сил взяться за перо, потому что моя Нюся считает, что все мои усилия, в том числе и дипломатические, будут выглядеть пошло. И теперь все достижения в «увязывании» наших личных проблем и общественного мнения, вдруг превратились в минус. Оказывается, все мои «тонкие игры» были никчемны, потому что не породили ничего кроме пошлости.
Ты не представляешь, как я много должен держать в голове, чтобы срежиссировать мою помощь тебе, как рядовой и обычный факт моей биографии, чтобы эта помощь выглядела как ничего не значащая для меня помощь коллеге по театру. Для этого нужно потратить на это много дней и ночей, а потом сделать вид, что мне это ничего не стоило. Пусть все думают, что мне это ничего не стоит, пусть. Но становится страшно, когда так начинает думать твой любимый человек, для которого все это сделано. Страшно, когда он перестает понимать, что это «ничего не стоило» рассчитано на окружающих. Страшно, когда он начинает рассуждать примерно так: «Но ведь он и другим помогает, значит, хочет всем угодить, в том числе и домашним».
Нюсенька, ты прекрасно понимаешь, что я болен, что мне недолго жить, но чтобы сохранить нас от сплетен, я должен сделать кучу вредной для себя работы, создавая миф о том, что я делаю добро не только своей Нюсе, но и своим домашним, и даже своим друзьям, и даже просто знакомым, исключая, конечно, тех, кто поступает по отношению ко мне откровенно подло.
Что же касается домашних взаимоотношений, то ты все об этом знаешь. Неужели мне нужно еще раз говорить тебе то, что ты слышала от меня уже много раз? Неужели это нужно еще как-то доказывать? Неужели я тебе еще этого не доказал? Иногда после наших разговоров на эту тему мне хочется тоскливо завыть, как собаке. В такие минуты я чувствую себя совсем одиноким. Моему любимому человеку, моей Нюсе, мало моей верности, моей любви, моей жизни. Ей еще нужно, чтобы я относился к моим домашним враждебно, только тогда моя Нюся уверится, что наши отношения безопасны.
Но зачем тебе нужна моя жестокость, Нюсенька? Разве моя любовь обязательно требует чьей-то крови? Я не раздвоен. Я — твой. Я — с тобой. Разве я мало предпринимаю для того, чтобы тебе это стало очевидно? Разве ты делишь меня с каким-то другим человеком? Разве между нами есть ложь?
Читать дальше