Валентина Мухина-Петринская - На ладони судьбы - Я рассказываю о своей жизни

— Да, юмор у вас не хуже марктвеновского, и это вы писали после лагеря? Сколько лет сидели?

— Девять!

— Черт побери!

Он положил мой сигнальный номер в портфель и стал рыться в кошельке.

— Вот только двести пятьдесят рублей… Пообедайте. Отдадите, когда книга выйдет. Приходите в понедельник.

Деньги я взяла, поблагодарила и ушла. После того как пообедала в какой-то столовой, я поехала на улицу Воровского. Еще можно было успеть в правление Союза писателей СССР.

Там я сразу наткнулась на очень симпатичную женщину, глуховатую машинистку, вдову известного профессора. Я прокричала ей про свои затруднения.

— Я поняла, мой друг, — сказала она, — я провожу вас к очень доброму, очень хорошему человеку Константину Мурзиди.

И она познакомила меня с Мурзиди.

— Не сняла пальто, — шепнула она ему, — сильно промерзла, мороз-то какой стоит. А одета… в осеннем. Напоите ее горячим чаем… или кофе. Может, сварить? — И она мигом сварила кофе и подала его в стаканах вместе с печеньем.

С Мурзиди мы беседовали довольно долго, и он забрал рассказы «Ассиат», «Каникулы Вали Герасимовой», «Когда я была маленькой» и некоторые другие, отпечатанные на машинке.

— Приходите в понедельник, — сказал он, пряча рассказы в портфель. — Идемте, я вас чуть провожу… Здесь стоянка такси за углом. Подброшу вас, как раз по пути.

Он подбросил меня до старушки с раскладушкой. Ему совсем не было по пути, и вообще он с работы ездил на троллейбусе, но он был добрый человек, и ему было жаль меня в такой мороз… в демисезонном пальто, а ехать надо было с пересадкой.

Раздав рассказы, я стала просто осматривать столищу, Москву-матушку. Побывала в Третьяковке, Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Музее восточных искусств, где мне особенно понравилось японское искусство — такое поэтическое и окрыленное, словно творили его не люди, а прекрасные инопланетяне, крылатые существа.

Но пришел понедельник, и я снова пошла в том же порядке, по тем же адресам.

Улыбающаяся секретарша сразу провела меня к Косолапову. Он встретил тепло и задушевно, пожал обе руки, усадил.

— Прочел ваши очерки… Очень хороши! Особенно мне понравился «Кафедра земледелия и колхозы». Впрочем, и другие не хуже. Не понимаю, что это они отказываются от такого очеркиста. Когда нашей газете нужен хороший очерк — заказываем писателям со стороны… Если согласны, будете нашим внештатным корреспондентом. Командировки будем оплачивать, как сотрудникам, а гонорар вдвойне.

— Конечно, согласна, спасибо большое.

Я вдруг рассмеялась.

— Вспомнила комичный эпизод из лагерной жизни. Рассказать?

— Рассказывайте.

Я рассказала тот случай, когда, по колено в ледяной воде, долбя вечную мерзлоту, женщины пали духом и решили, что проживут самое большое две-три недели, Чтоб поднять общее настроение, я стала давать клятву выдержать и не такое и приехать после реабилитации в Магадан корреспондентом центральной газеты.

— Загнешься до тех пор!

— Не выживешь, Валька.

— Назло возьму и выживу, и приеду. Валерий Алексеевич стремительно вскочил, схватил меня за руку и потащил к двери.

— Куда вы меня тащите? — удивилась я. Секретарша смотрела на эту сцену с удивлением, но улыбалась.

— Как это куда? В бухгалтерию. Оформлять командировку в Магадан.

— Еще рано. Когда начну печататься на страницах «Литературной газеты»… Да и как я поеду… в таком задрипанном виде. Дайте прийти в себя, одеться хоть. И если честно, я не желаю… я не могу туда ехать…

— Ну ладно. Там посмотрим…

— Договорились.

Он проводил меня до лифта, поцеловал руку с неухоженными ногтями.

Следующий визит был в издательство «Советская Россия». Там меня ждало радостное известие: книга понравилась.

Меня направили к редактору Валентине Михайловне Кургановой заключать договор.

Договор она уже заполнила, предложила мне подписать его, что я и сделала.

— Денег, к сожалению, сейчас, в конце года, нет. Будут в январе либо в феврале.

Курганова рассказала мне, что главный редактор настоял на том, чтоб издать книгу в наступающем году… Но план был заполнен. Тогда директор издательства сказал: «Я помню, там была одна или две довольно слабые в художественном отношении книги. Вычеркните ту, что послабее, а эту поставьте. Вот и всё».

Так моя книга очутилась в четвертом квартале 1958 года. Счастливая, подходила я к Союзу писателей на улице Воровского. Мурзиди крепко пожал мне руку, мы сели у стола, и он с минуту смотрел на меня — толстый, добрый, неуклюжий. Затем он поднялся и стоя поздравил меня с хорошими рассказами.