Тамара Иванова: Надо всё-таки, чтобы чувствовалась боль.

Книга Всеволода Иванова «Похождения факира» вышла первым изданием в середине 30‑х годов (в 1934 году).

Для того времени роман был неожиданным.

На фоне официальной парадной литературы, которой вменялось в обязанность прославление коллективизации и других проявлений сталинской политики пятилеток, странным диссонансом прозвучал шутливый и полупародийный стиль книги, в которой автор не только вспоминал о реальной обстановке своего детства и юности, прошедших в западносибирской провинции, но рассказывал и о своем постепенном духовном становлении.

Именно это духовное становление, по‑моему, не сможет не заинтересовать современного читателя хотя бы потому, что именно оно, при появлении романа, было всего недопустимее с точки зрения критиков, поспешивших объявить роман «формалистским» и мистическим,

Ведь в романе описаны опыты отыскивания автором своей «духовной Индии», чем определено и название романа, и его причудливый зачин.

Всеволод Иванов совмещает в себе и героя романа, и автора, героя создавшего.

В плане духовного становления автор и его герой — едины. Тогда как во всех других планах романа автор позволяет себе много и реальных, и гротесковых, а порой и фантасмагорических допусков в описании окружающей его среды.

В годы своей юности Всеволод Иванов всерьез занимался практикой и теорией индийской йоги.

В романе есть замечательные страницы, где описаны ночи, проведенные героем — Сиволотом — отшельником, отказавшимся от мирских утех, всех жизненных удовольствий.

На лесной полянке проводит Сиволот ночь за ночью, пока обитающие в лесу звери, привыкнув к его присутствию, не начинают запросто подходить к нему и общаться с ним.

Этот духовный опыт так описан, что в подлинности его сомнения невозможны.

В романе опыт обрывается из‑за возникшей любви к женщине, но любовь эта, кстати сказать, описана, иронически.

При всей серьезности своих нравственных опытов автор и их описывает всегда с усмешкой.

В центре романа (что было отражено и в заголовках частей) — образ цирка, к которому подходит и в который входит факир Сиволот.

Тема цирка и гротескность стиля роднят роман с тем смеховым или «карнавальным» направлением, о котором теперь так много пишут литературоведы.

Надо думать, что Всеволод Иванов сознательно ориентировался на таких писателей, близких к этому направлению, как Стерн и Сервантес. Вместе с тем он использовал и хорошо знакомые ему с детства произведения лубочной литературы. С ней связаны, например, анекдоты, рассказываемые Филиппинским, одним из спутников факира Сиволота, и необычные зачины‑заглавия, введенные в самый текст романа, становящийся от этого причудливо‑затейливым.

Отдельные части романа написаны стилистически неоднородно.

Для уяснения этого феномена надо прежде всего помнить исходную позицию автора.

А именно: «Если уж в такой стране, где были Чехов и, Достоевский, быть писателем, то надо быть очень хорошим, а для этого необходимо полностью развить себя».

Вот Всеволод Иванов и развивал. Никогда не останавливаясь на достигнутом.

Интересно отметить одну деталь, почему‑то на нее не обратил внимания ни один из исследователей (правда, до сих пор весьма немногочисленных) его творчества.

Редкая в творческой жизни Всеволода Иванова похвала критики приводила к необычному результату. Будучи похвален, он органически не мог продолжать в той манере, за которую получил одобрение. Не меньше чем подражательности и штампов боялся он окостенения формы.

Так, после блистательного успеха «Партизанских повестей» в следующем цикле рассказов «Седьмой берег» Всеволод Иванов резко меняет манеру письма.

Очевидно, он боялся повторить самого себя, как всегда боялся повторить классиков русской литературы, перед которыми преклонялся и произведения которых переписывал от руки, дабы глубже проникнуть в магию их вдохновения, уяснить себе процесс творческого мышления, Льва Николаевича Толстого или Антона Павловича Чехова.

Первая часть «Похождений факира» восхитила Горького, он написал автору широко известное, восторженное письмо: «Дорогой и замечательный Сиволот! «Похождения факира» прочитал жадно, точно ласкал любимую после долгой разлуки. Вот — не преувеличиваю! Какая прекрасная, глубокая искренность горит и звучит на каждой странице, и какая душевная бодрость, ясность. Именно так и должен наш писатель беседовать с читателем, и вот именно такие беседы о воспитательном значении трудной жизни, такое умение рассказать о ней, усмехаясь победительно, — нужно и высоко ценно для людей нашей страны.