Юрий Ветохин - Склонен к побегу

Наступило хмурое, туманное утро. Ветер ослабел, но море еще штормило по инерции. С удовольствием я увидел слева от себя, милях в двух, береговую черту. Это означало, что всю ночь я плыл в правильном направлении — в сторону Турции. Но где я теперь находился: в турецких водах или все еще — в советских? Этого я не знал. На берегу я видел какие-то заводские трубы, но не было видно гор, опоясывающих Батуми. Берег был низменный и голая равнина простиралась на несколько километров вглубь материка. Горы синели только на горизонте. «Очевидно, это — Турция!» — подумал я с радостью и стал выбирать место на берегу, куда бы лучше подплыть. Вдруг, слева от меня, в небе появилась точка. Точка стала расти и превратилась в самолет.

«Куда он летит? — забеспокоился я. — Ведь, где-то здесь проходит турецкая граница!» Я пристально,

волнуясь следил за самолетом. А он медленно долетел до траверза того места, где я находился, и стало видно, что это был пассажирский самолет АН-2. Так же медленно самолет полетел вдоль берега и через некоторое время скрылся из вида, где-то между синеющих гор, уже справа от меня.

С нарастающей силой сознание провала попытки побега вонзилось в мой мозг. «Значит, там, куда полетел самолет, все еще советская территория! Встречное течение, встречный ветер и волны не позволили мне проплыть за ночь те пятнадцать километров, которые отделяли меня от свободы!» Но предаваться отчаянию было нельзя. Надо было немедленно принимать какое-то решение. До границы было еще далеко. Об этом свидетельствовал полет самолета. «Я не смог достичь границы ночью, не смогу и днем, — подумал я с горечью, — Теперь надо все усилия приложить к тому, чтобы скрытно выйти на берег и не быть арестованным. Здесь, наверняка запретная зона, поэтому надо повернуть назад и плыть обратно, в Батуми».

Я был совершенно уверен, что берег, который я видел, является запретной зоной, к югу от Батуми. С тяжелым сердцем я повернулся и поплыл в обратную сторону. Море было пустынно: ни судов, ни катеров, ни шлюпок. Ветер стих и волны тоже постепенно спадали. «Теперь самое время подкрепиться, — подумал я. — В Батуми мне будет не до еды!» Но есть не хотелось. Тогда я достал из кармана своей рубашки пробирку с коньяком, сорвал резиновую обертку и пробку и выпил коньяк. Как же плохо мне стало после этого! Я потерял ритм, которым плыл всю ночь, и у меня появилась жажда. Напряженность и мобилизованность всех органов моего тела вдруг исчезли и я стал слабым, как тряпка.

К счастью, через некоторое время, громадным усилием воли мне удалось вернуть себе часть той мобилизованности, которая была потеряна таким глупым образом. Я по прежнему плыл брассом на груди в сторону, противоположную той, куда плыл всю ночь. Тучи на небе редели, туман рассеялся. Скорость моя, сложенная со скоростью течения, была значительной. Я видел по береговым ориентирам, как быстро и неуклонно перемещался на северо-запад. Удивляло меня то, что хотя я плыл быстро в течение уже несколько часов, но города Батуми все еще не было видно. Я не знал сколько было времени, так как останавливаться, чтобы посмотреть на часы не хотел, а солнца не было видно. Пришлось продолжать заплыв без часов. Начала чувствоваться усталость и я стал мерзнуть. А Батуми все еще не было видно. Я увеличил скорость, чтобы согреться. Это немного помогло. Плывя на северо-запад, я одновременно приближался к берегу. Когда я приблизился достаточно близко, то с удивлением обнаружил, что вдоль всего берега тянулся прекрасный песчаный пляж. На этом пляже не было ни одного отдыхающего, а на всем берегу — ни одного здания. «Как на необитаемом острове!» — с удивлением подумал я. Фабричные трубы, которые я видел на рассвете, давно скрылись позади меня и теперь ничто не оживляло пустынный, равнинный ландшафт, на котором не было даже деревьев.

Если бы мне раньше сказали, что вблизи Батуми существует такой ландшафт, я бы не поверил. Трудно поверить! Батуми — зеленый, субтропический город. На его улицах растет много пальм, магнолий и эвкалиптов. Всюду — цветы и терпкий аромат субтропиков. Особенно много зелени на Зеленом Мысе, где находится ботанический сад. И вдруг, недалеко от этого царства субтропиков — голая равнина!

Я плыл все дальше на северо-запад, ожидая, когда, наконец, появится галька вместо песка на береговой черте, что указало бы мне на приближение к Батуми. Но за каждым новым поворотом, или изгибом береговой черты, появлялся новый песчаный пляж. Что такое? Почему на берегу нет ни людей, ни строений? Все чаще стала приходить мысль: выйти на берег, отдохнуть на берегу и продолжить путь в Батуми уже пешком.