Ксения Кривошеина: Пути Господни

Вместе с мамой и няней мы задолго до праздника начинали лепить пельмени, начинка была разная, обычно из трёх сортов мяса (свинина, говядина, баранина), считалось, что от этого они сочнее. Уже в начале декабря стояли морозы, а потому, пересыпав пельмени мукой, мы выкладывали их рядами в картонные коробки и выставляли на балкон. Мама, которая выросла на Камчатке, замечательно умела мариновать горбушу, пересыпала большие свежие ломти рыбы укропом и крупной солью, окутывала в льняное полотенце и тоже выносила на холод. Обязательным угощением были у нас в доме и пироги с визигой. Не знаю, есть ли она сейчас, но тогда ни один рождественский стол не обходился без этих пирогов. К ним, конечно, добавлялся и жареный гусь, начинённый капустой и яблоками, или большой свиной окорок с брусничным вареньем. Иногда в духовке томился фазан, а к нему тушилась свёкла с брусникой или клюквой. Всё это готовилось из расчёта не только на семейный рождественский кружок, а и на все последующие дни, когда приходили друзья с детьми и обязательно уносили с собой не только подарки, но и кусочки наших пирогов с визигой и яблоками. Я не помню, чтобы в Рождество за столом, взрослые много выпивали, веселье было не от похмелья, а от радости что все мы вместе, за нашим семейным столом, в такую дивную волшебную Рождественску ночь. Да, конечно, была и водочка в графинах, и белое и красное вино, (шампанское у нас пили на Новый год), наливки, портвейны и сладкие морсы для детей. Нам с Петей разрешали сидеть со всеми, пока мы не засыпали в ожидании Деда Мороза с подарками, хотелось подсмотреть — настоящий ли он или, как мы подозревали, переодетый папа.

На первый день Рождества всегда приходило много гостей, дети одевались в костюмы, нянечка помогала им гримироваться, заплетала косы, приделывала какие‑то немыслимые лисьи и волчьи хвосты и уши, бороды из ваты, кокошники из цветной бумаги и блёсток, — и начиналось представление!

Надо сказать, что наша няня была большой мастерицей. Она замечательно шила и вышивала, а ещё делала искусственные цветы из гофрированной бумаги. Причём, все цветы были разные: розы, анютины глазки, маки, колокольчики, ромашки… из них она плела очень красивые венки для украшения наших танцевальных номеров.

Елочные свечи всегда были под особым надзором, за ними наблюдали все. Ведь ёлка, большая, до потолка, украшенная шарами, бумажными гирляндами, игрушками (ещё аж от нашей бабушки) и кусочками вполне возгораемой ваты, могла, не дай Бог, вспыхнуть!

После праздника всем гостям раздавались маленькие подарочки, которые мы заранее готовили своими руками. С помощью мамы и няни задолго до праздника, мы шили маленькие красные мешочки из кусочков бархата или атласного шелка, нашивали на них блёстки и бисер и наполняли мандаринами, орехами и шоколадками. Туда же мы вкладывали именные открытки со стихами или двумя милыми строчками. Помню однажды, как няня написала нашей подруге, которая всегда смущалась и была очень застенчивой: «Роза вянет от мороза, Ваша прелесть — никогда!» Девочка эта была так рада! Прыгала от восторга и всем показывала открытку.

Календарный Новый год у нас в семье «отмечали», но достаточно скромно, для нас детей он проходил незамеченным, родители шли на молебен в храм, а потом в полночь выпивали бокал шампанского и то наша няня ворчала «ещё Пост, а вы себе такое позволяете».

Все эти недели Поста, вплоть до Сочельника, наша квартира наполнялась вкусными запахами. Они менялись каждый день, и суета вокруг закупок, и особое приготовление каждого заранее продуманного блюда создавало для нас, детей, чувство причастности к чему‑то особенно радостному и долгожданному. Наши вечера по мере приближения праздника удлиннялись и нам разрешалось идти спать позднее обычного потому, что каждый из нас разучивал или стишок, или песенку, а иногда и маленькую пьеску, в которой были задействованы взрослые. И здесь мастерицей на всякие шарады и загадки была наша няня. Она помнила их уйму.

С детства нас приучали к церкви, к литургии, к вечерним службам. Конечно, особенно строго в семье соблюдали все недели Великого Поста, но в отношении нас, маленьких, были кое–какие поблажки, снисхождения. Я хорошо помню, что строгость была, но это никак не пугало нас, детей. Наш священник, настоятель нашего храма, был для нас чем‑то совершенно «своим», доступным, соединённым со всем укладом нашей жизни. Родители, когда мы были совсем маленькими, так устраивали, что мы не мешали им своей вознёй и плачем в храме, как только мы уставали стоять (а с этим было очень строго) нас уводили в дальние помещения. Обычно в трапезную, где мы помогали накрывать на стол или сидели в сторонке, читали или рисовали. Бывало, что кто‑то из прихожан занимался самыми маленькими, читали и разъясняли детские тексты на евангельские сюжеты, но всё это было соразмерено с возрастом каждого. Помню как однажды отец Николай подозвал меня и сказал: «Тебе исполнилось 7 лет и ты должна перед Причастием обязательно исповедоваться. Ты ведь уже вполне знаешь, что плохо и что хорошо». Я почему‑то испугалась и заплакала! А вдруг, я не смогу исповедоваться и как нужно «распознать» свои дурные поступки? Но батюшка меня успокоил и сказал: «Вот увидишь, всё у тебя получится, ты только задумайся, как ты проводишь каждый день, что говоришь своим близким или друзьям, гневаешься ли ты, грубишь…» С тех пор прошло очень много времени, я выросла, стала взрослой, но до сих пор мне требуется огромное усилие перед исповедью, чтобы понять себя, осознать грехи не только на уровне «бытовом» или детском (когда я доводила до слёз мою нянечку), а услышать нашёптывания греховные, собраться с мыслями и со всей строгостью к себе распознать, где я завидовала, плохо думала о людях, мало молилась или недостаточно помогала… и конечно сразу, как только задумаешься над этим, хотя бы над одним таким поступком, наваливается целая лавина, которая в каждодневной жизни как бы затмевается суетой, растворяется в ежеминутных делах и ты не видишь за этим самого себя. Ведь очень трудно постоянно себя контролировать, но если ты живёшь по совести, то конечно в тебе происходят некие зарубки, отметинки твоих грехов. Позднее, уже в юности у меня был маленький опыт посещения монастырей. Это были паломничества на несколько дней. Но именно там, я как‑то внезапно поняла, как необходима очистительная исповедь и молитва перед принятием Святых Таинств. Скажу ещё, что до сих пор, мне очень трудно исповедоваться часто, каждую неделю и особенно у незнакомого священника. Может быть это происходит от того, что очень долгое время у нас в семье был один духовный отец, он нас чувствовал и мы дети выросли с ним. Отец Николай обладал замечательным свойством — он никогда никого не принуждал и не ругал. Помню, как в свои пятнадцать–семнадцать лет мне не очень хотелось ходить на ежевоскресные литургии, в моей голове стали возникать разные сомнения, крутиться вопросы, на которые не могла найти ответы и даже не всегда обудить с моей подругой. Уж не знаю как, но отец Николай заметил моё состояние и однажды после вечерней подозвал к себе и сказал: «Если тебе по каким то причинам сейчас трудно бывать в храме, то постарайся дома молиться утром и вечером, читать Евангелие и знай, что я всегда готов с тобой поговорить». У меня словно камень с души упал…