Борис Штивельман - Мой друг Виктор Шварцман

Впрочем, эти бумаги относятся к более позднему времени, когда на смену естественному озорству молодых, полных энергии парней, при шло ощущение усталости, растерянности, распада. Тогда же, в начале семидесятых, жизнь Вики вдруг круто переменилась. Распалась семья, Нина уехала в Харьков. Мы часто встречались, проводили вместе немало времени, подолгу беседовали — но Шварцман никогда не рассказывал мне о том, что значила для него эта первая в жизни драма. Сегодня я убежден, что он так и не сумел пережить ее, что она терзала pro всю оставшуюся жизнь, наслаиваясь, усугубляясь...

Но тогда глаза мои застил свет Витиных успехов. Законченный неудачник в науке, антипрофессионал, я с тихой грустью наблюдал то, что мне казалось верными признаками взлета. Поток публикаций, признание мировой научной общественности, положение в САО... Блистательные идеи, превосходные, глубокие, доступные лекции о науке, которыми он одарял нас во время своих ежегодных приездов — все это вызывало сложную смесь чувств от обожания до печали. И даже его одиночество — на фоне мещанского благополучия моей семьи. И этот удивительный поток девочек, женщин, поклонниц. И эта его потрясающая квартира, рядом с нашим убогим бытом и ежеминутной борьбой за жизнь. Зависти не было. Но было некое ослепление. Непонимание очевидных вещей. Вначале более робкие, более туманные, а потом все более открытые, более грозные жалобы Вики, казались мне кокетством. Недостойным мужчины скулением. Бесстыдным хри-старадничанием богача...

Как поздно я осознал, что, если не вся наша дружба, то большая ее часть, была просто мольбой о помощи. Мольбой о помощи погибающего человека. Временами сильного — сильнее всех вокруг! — временами слабого человека. Успешного или терпящего поражение в делах. Здорового, больного, любимого, осуждаемого. Но всегда — с очень ранних лет, вероятно, ощущающего свою смерть. Не справляющегося со своей психикой, не справляющегося со своей программой. Ведь он был как Зомби!

С детских лет он твердил об одном — о высшем долге, о Надличном. О самых глубоких задачах. О самых рискованных экспериментах. О самых необычных решениях. Не знаю, кем и почему, но его мозг всегда был настроен на высшую отметку. Как-то, желая задеть его, я сказал: «В сущности, это традиция еврейских банкиров. Те стремились захватить все деньги, ты — все знания, все таланты...»

Все же эти пятнадцать-семнадцать лет нашей второй, взрослой дружбы содержат столько теплых и светлых картинок; совсем безоблачных, совсем легких, совсем не предвещающих ужасный финал.

Вот мы на одном из Геленджикских пляжей, нам лет по 25. После одного из заплывов — я плавал чуть лучше — я решил смягчить эффект: «Никак не научусь прыгать в воду головой. Трушу!» Витя расцвел: «Если пообещаешь меня послушать — научу!» Скрепя сердце, я согласился. «Нужно прыгнуть 100 раз подряд! Очень просто».

Следующие полдня я прыгал в воду с причала, хлюпая носом, проклиная свою сговорчивость, а замерзший Шварцман стоял на берегу и считал: «Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь...» После третьего десятка я научился.

Начало или середина семидесятых. Мы проводим пару летних отпускных недель в Черновцах у родителей. Но, конечно, составлен план. Один из его пунктов — утренние занятия йогой. (Всерьез ли, в шутку ли Витя считал меня крупным йогом). Но утро начинается у Вики не рано. Около десяти раздается его звонок. Я бегу через весь этот смешной и игрушечный город на улицу Русскую, где Шварцманы занимают крошечную квартирку. Мы занимаемся. К двенадцати выползаем на кухню — голодные, как звери, но полные решимости сохранить фигуру. Куда там! Круглый стол уставлен необыкновенной красоты салатиками. Вика возмущен: «Мамочка, я же тебя просил!» Ревекка Моисеевна лукаво улыбается у плиты: «Берите, что хотите. Я на вас даже смотреть не буду!» Понятно, что мы сметаем все.

Снова Геленджик и время примерно то же. Лето. Мой друг отдыхает у нас. На этот раз он взялся за трудную задачу — пытается убедить мою жену, всю жизнь опасающуюся нападения хулиганов, быть смелее. Дина с уважением прислушивается к Вике. (Хотя, на мой взгляд, его доводы не лучше моих). Они часто гуляют вместе, даже вечером, даже в малоосвещенных местах. Замечательный успех! Затея кончается неожиданно. Как-то днем они возвращаются, смущенно улыбаясь. У Дины ссадина, Вика весь в синяках, хромает — его побили! Группка парней, средь бела дня, в самом людном месте, без видимых причин. Ногами! Игнорируя всю Викину аргументацию. Дина вела себя очень мужественно.