Алексей Чертков: Очерки современной бурсы

— Запомню, владыка! — с благодарностью промолвил Андрей.

— Ну вот и прекрасно. Я выполнил свой долг перед богом и церковью. Теперь все зависит только от тебя одного. Дай же бог, чтобы ты всю жизнь пронес негасимым факел той веры, которая сейчас есть в тебе. Благослови тебя бог на твой подвиг пастырский.

С этими словами архиепископ осенил юношу крестным знамением. Андрей поцеловал архиерейскую руку и вышел от владыки, преисполненный самых радужных ожиданий и надежд.

Поезд медленно набирал скорость. В вагоне стоял шум, слышался детский плач. Матери успокаивали разбушевавшихся младенцев. В проходе появилась проводница с подносом в руках.

— Чаю… Кому еще чаю?

— Будьте любезны, мне, пожалуйста, еще стаканчик, — попросил Андрей.

— Вы, молодой человек, у меня самый хороший пассажир. Все бы так-то чай пили. Уже шесть стаканов взяли, — ласково улыбнулась проводница.

— Не смущайте юношу. Пусть себе пьет на здоровье, — поддержал Андрея сидевший напротив него пожилой мужчина в очках. — Дайте и мне парочку. За компанию будем чаи распивать. А вы, молодой человек, простите за нескромность, куда едете?

— В Москву, — ответил Андрей.

— Наверно, в институт какой-нибудь поступаете?

— Да.

— Скажите, а вы не в наш институт поступаете? — спросили сидевшие возле Андрея девушки. И они тут же рассказали, что учатся в Москве в медицинском институте, институт им нравится и они всех агитируют поступать только в медицинский.

— Но имейте в виду, конкурс у нас большой. Впрочем, если хорошо подготовиться, поступить можно, — добавила одна из них. — Так вы не к нам случайно?

«Что им отвечать? — пронеслось в голове у Андрея. — Сказать правду — засмеют и не отстанут всю дорогу с расспросами. Соврать — тут же попадусь, ведь я совершенно не знаю московских институтов. Придется хитрить…»

— А вы угадайте, куда я поступаю! — предложил он.

Все оживились. Наперебой посыпалось:

— В МГУ?

— Нет.

— В авиационный?

— Нет.

— В энергетический?

— Нет.

— В Иняз?

— Тоже нет.

Перебрали еще несколько институтов. А Андрей все отвечал: нет да нет. Девчат это подзадорило.

— Молодой человек, не будьте таким скрытным. Скажите же наконец!

— Не скажу! Вам разве не все равно?

— Бросьте, девочки, не хочет говорить, не надо. Подумаешь, фон-барон какой, принц заморский! Больно он нам нужен!

И девушки, обидевшись, занялись своими разговорами. Никто, даже мужчина в очках, больше не обращал на Андрея внимания. И ему стало грустно. Он почувствовал, как какая-то невидимая стена встала между ним и теми, с кем еще несколько минут назад он оживленно разговаривал.

«Может быть, я совершил ошибку, скрыв, куда я собираюсь поступать? — размышлял Андрей. — Может, стоило им все же сказать про семинарию, про свои взгляды, про веру в бога? Нет! Все равно они не поймут меня, как не поняла и Лида. Сейчас они считают меня просто нелюдимым, а скажи им, куда я еду поступать, и мог бы в их глазах превратиться чуть ли не в дурачка. Почему пастырей церкви уважают главным образом пожилые люди, а молодежь от них отворачивается? Почему в церкви мало бывает людей образованных? Почему бог утаил истину от премудрых и разумных, как сказано в священном писании, и открывает ее простецам? Впрочем, не нашего это ума дело. Важно то, что мы правы! Тем хуже для тех, кто отвергает наши взгляды…»

Однако эти рассуждения не помогли: Андрею было явно не по себе. Многие пассажиры принялись играть в домино, слышался смех, сыпались шутки. Андрей был один. Допив свой чай, он полез на верхнюю полку.

Пыл поздний вечер. Андрей вспомнил о письме, которое лежало в кармане пиджака. Его передала Лида несколько часов назад, взяв с Андрея слово, что он распечатает письмо только в поезде.

Со дня ссоры они не встречались. Но в день отъезда, выходя из собора, Андрей увидел Лиду. Она стояла возле храма и кого-то ждала.

«Наверно, Кольку поджидает», — подумал Андрей.

Но он ошибся. Завидев Андрея, Лида быстрыми шагами пошла к нему навстречу.

— Андрюша, здравствуй! — смущенно улыбаясь, сказала она.

От неожиданности Андрей даже растерялся, не знал, как себя вести.

— Здравствуй! — ответил он.

— Ты на меня очень сердишься?

— Нет. За что же мне сердиться?

— Андрюшенька, дорогой… — произнесла Лида и так нежно взглянула на него, что у Андрея защемило сердце. Между тем Лида продолжала: — Прости меня! Я тогда погорячилась. Давай будем по-прежнему друзьями!