Потом мир стал расширяться. Привлекло внимание пение канарейки в клетке. Желтым пушистым комочком она суетилась, прыгала и порхала.
Невдалеке от канарейки, на соседнем подоконнике, любила сидеть кошка, рыжая, в коричневую полосочку.
Кошка пряталась за большими, темно-зелеными и гладкими листьями фикуса, стоящего рядом с окном в большой деревянной кадке, следила горящими глазами за канарейкой и принюхивалась к герани на подоконнике.
В комнату входил отец, большой, бородатый. Открывал футляр часов, подтягивал гирю. Потом брал сына на руки, щекотал усами. Улыбаясь, подбрасывал два-три раза мальчика к потолку, клал обратно в люльку и зажигал лампаду под образами. В колеблющемся тусклом свете лампады сверкали серебряные оклады и позолота икон.
А вот Ваня увязался за отцом в лес собирать лечебные травы. Александр Кузьмич выписывал из Петербурга и Москвы разные лечебники. От отца узнал некоторые лечебные свойства растений.
Они вступали в таинственный полумрак хвойного леса. Ваня закидывал голову и смотрел на уходящую в самое небо золоченую сосновую колоннаду. Потом прямо к их ногам упал совенок, пушистый, большеглазый птенец, они принесли тогда его домой. На глухой лесной тропе прямо из-под ног выскочил заяц и опрометью кинулся в чащобу. Ваня так испугался от неожиданности, что вскрикнул. Потом они шли через дурно пахнущие папоротники и густые, некошеные, душистые поляны. Отец объяснял:
— Это вот лилово-розовый тимьян, а это, сине-фиолетовые, — ятрыжники, тут — желтые лютики, красноколо-сый иван-чай, бело-желтые ромашки, а вот, красно-лиловые, — кукушкины слезы.
Из леса они возвращались с охапками зверобоя, череды, росянки, сон-травы, румянки и журавельника. И в сенях все лето лежали на полу и висели на крючьях и веревках только что собранные, подсыхающие растения и готовые лечебные пучки.
Развесив лечебные травы, отец усаживался на ступеньках крыльца и составлял гербарии: разглаживал листья и цветки и укладывал их меж страниц книг. Ваня вдохновенно помогал ему.
— Запоминай, Ванятка, — учил отец, — лук — от зубной боли, листья сирени — от ревматизма, а черемуху мать кладет в ларь от ржанова червя.
Отец собирал также коллекции насекомых и бабочек. К тому же в доме у них всегда было полно еще и всякой живности. В избе в клетках жили филины и совы. По двору расхаживали хромая цапля и журавль с подбитым крылом. В ящиках обитали горностаи, барсук, заяц и две белки. В бутылках и кринках — ужи и ящерицы.
Кто бы из мстерян ни поймал где птицу или зверька, живыми или убитыми притаскивали к ним в дом. Живые жили до выздоровления, а то и надолго задерживались. Из мертвых животных отец делал чучела.
Ребятишки всей Мстёры завидовали Ване, тому, что у него такой отец.
Дома — хорошо. С отцом — хорошо. Но уже не всегда. То и дело отец возвращался домой взвинченный, ругливый, кричал на мать, шлепал ни за что старших Аннушку и Настю, перепадало порой и Ване, хотя отец его любил больше дочерей, Ваня все это явно чувствовал.
В доме часто звучали непонятные слова: староверы, раскольники, нетовцы, поморцы, спасовцы…
А раз Ваня стал свидетелем стычки отца с односельчанами. Приехал он с сестрами и отцом на пристань покупать хлеб у приезжих торговцев. До семи больших мокшан с хлебом приставало к мстёрской пристани. Их 37 дней вели из Тамбовской губернии по рекам Цне, Мокше, Оке и Клязьме бурлаки.
Ваня засмотрелся на мокшаны и вдруг услышал нервный выкрик отца:
— Да каке вы русские, армянским кукишем креститесь, в чертовы предания верите, — стадо, стадо и есть.
— А вы, никонеанцы, — басурмане-еретики, мордвино-во порождение. И стадо-то — вы. В вашу церковь загонять приходится, а — плоха та церковь, в котору загонять приходится. Христос этому не учил, чтобы плетьми в церковь сгонять. А вы и помолиться-то ленитесь, укоротили все службы…
— Ведь бог-от один и в трех лицах, потому и молиться надо троеперстно.
— Ну, что бог един в трех лицах — это так, да естества-то у него токмо два: бог-отец и бог-сын, а дух святой — како же естество? Енто — голубь, птица. Тремя-то перстами токмо кур щупают. Вы все — троеперстники — курощупы.
Потом дома сестры рассказывали матери, как отец столкнулся с раскольниками. Ваня приставал к старшей, Аннушке:
— Кто это, раскольники?
— Ну, ты же видел кто. Ответ ничего не прояснял.
Потом, когда в великий пост устраивали гусиные травли, Ваня опять услышал эти слова:
— Смотри, смотри, наши против нетовцев идут, — кричали в толпе пацаны.
Читать дальше