Ингрид Бергман - Моя жизнь

В то время по Голливуду гуляла такая острота: «Представляете, вчера вечером я видел фильм без Ингрид Бергман».

Для киномагнатов, вершивших жизнями тысяч людей в этом солнечном уголке Калифорнии, ее ценность измерялась изрядной долей золотого запаса Форт-Нокса [2] Форт-Нокс место в штате Кентукки, тое хранится государственный золотой запас США. Прим. перев. , что придавало ореол «божественности» ее облику.

Правда, тремя годами раньше Ингрид отчасти приютила опасность своего обаяния, когда вместе с Бингом Кросби снялась в «Колоколах святой Марии», где играла сестру Бенедикт — монахиню, поверившую в то, что молитва разрешает все проблемы. Такое проявление «божественности» не вызвало симпатии у ярых мамаш-католичек. Они корили Ингрид за то, что ее игра влечет их впечатлительных дочек в стены монастыря.

Ингрид сознавала, что здесь она ни при чем. Это не была ошибка того сорта, которую она сделала, неверно истолковав написанные на афише слова «музыка Росселлини».

Только позже я понял, что речь шла о Ренцо Росселлини, младшем брате Роберто. Мы пришли домой, и я с восторгом всем рассказывала, какой это замечательный фильм и какой гений, должно быть, этот Роберто Росселлини. Мне хотелось как можно больше узнать о нем, но никто не мог мне ничего ответить. В 1948 году иностранные фильмы не пользовались успехом в Голливуде. Их в основном смотрели эмигранты в маленьких кинотеатрах; они понимали язык, им не нужно было читать титры. Конечно, такие фильмы денег не делали. Постепенно я стала понимать, что, может быть, этот человек сделал один хороший фильм и больше о нем никогда не услышишь. Грустно, но это так.

Через несколько месяцев я приехала в Нью-Йорк для работы в радио-шоу, поскольку всегда стремилась по окончании съемок уехать из Голливуда. Когда не снимаешься, то единственное, что слышишь со всех сторон, — это вопросы типа «Где вы сейчас снимаетесь?», «Как прошел последний фильм?», «Каковы сборы?», «Сколько вы заработали?». Поэтому я уезжала в Нью-Йорк, где обычно работала на радио. Мне оплачивали отель и дорогу, и я наконец могла ходить в театр, который так любила. Как-то я шла по Бродвею и внезапно — совершенно внезапно — увидела имя Росселлини на афише кинотеатра, совсем крошечного бродвейского кинотеатра. Фильм назывался «Пайза». Я зашла и села как пригвожденная.

Итак, еще один гениальный фильм. И о нем тоже никто никогда не слышал. Я осмотрелась. Зал был почти пуст. Что происходило? Этот человек снял два великих фильма — и показывал их в пустых кинотеатрах. Думаю, именно в тот момент у меня родилась идея. Может быть, имей этот человек актера или актрису с именем, у него был бы и зритель. Правда, в «Открытом городе» у него снималась Анна Маньяни, великая актриса, имевшая, как я полагала, известность в - Европе, но в Америке тогда о ней никто не знал. Мною овладела уверенность, что такие фильмы должны смотреть миллионы не только итальянцев, но миллионы во всем мире. «Пожалуй, мне следует написать ему письмо,» — подумала я.

Но по возвращении в отель я почувствовала неловкость. Как можно писать человеку, с которым я никогда не встречалась? Правда, я была кинозвездой. Но разве это имело значение? Конечно, нет.

В страшном возбуждении я отправилась на обед с Айрин Селзник. Она была женой Дэвида Селзника, моего первого голливудского продюсера, и одной из моих лучших подруг. Айрин прекрасно знала меня.. Я сказала:

— Айрин, я посмотрела второй фильм человека по имени Росселлини. Это просто потрясающе. Я хочу написать ему. Десять лет подряд я снимаюсь в одних и тех же прелестных романтических фильмах. Теперь мне хотелось бы сыграть что-то реалистическое, что-то похожее на «Пайзу».

Айрин посмотрела на меня как на сумасшедшую.

— Но ты не сможешь этого сделать, — сказала она. — Не сможешь.

— Почему не смогу?

Айрин не отвечала. У нее была привычка долго и задумчиво смотреть на собеседника, прежде чем ответить. Я ждала.

— Он не поймет. Ему это покажется странным. Ты же не можешь сказать: «Послушайте, мне бы хотелось приехать в Италию...»

Она взглянула на меня, помолчала, а затем продолжила:

— Постой. Может быть, именно ты можешь. Вероятно, ты единственная, кто может написать письмо, которое не будет неправильно понято.

Итак, я написала письмо, надеясь, что оно вышло немного забавным и не очень пылким. Я сообщила, что прекрасно говорю на шведском и английском, знаю начала французского, а из итальянского мне известны всего два слова: «Ti amo» [3] Люблю тебя (итал.). , поскольку в фильме «Триумфальная арка» по Эриху Марии Ремарку я играла итальянскую девушку, которая весь фильм говорила по-английски и лишь на смертном одре прошептала Шарлю Буайе: «Ti amo». Я считала, что письмо получилось легким, ни к чему не обязывающим, и, вернувшись в Голливуд, показала его Петеру. Он его одобрил.