Елена Мищенко - Шведская Жанна д’Арк. Ингрид Бергман

14 марта 1950 года сенатор Эдвин С. Джонсон, представитель штата Колорадо, произносил бурную речь в Конгрессе Соединенных Штатов Америки.

Сенаторы замерли – никогда до сих пор в этих стенах не звучали столь серьезные обвинения против актрисы, звезды Голливуда, любимицы всей Америки.

«Мистер Президент, – громыхал с трибуны сенатор, – я предлагаю принять закон, согласно которому будут запрещены все фильмы с участием этой женщины, которая опозорила Голливуд, нарушила священный институт брака, разрушила семью. Она сошлась с этим негодяем – итальянским режиссером Росселини, который известен своими любовными похождениями. Когда он, этот любовный пират, вернулся из Голливуда в Италию, его добычей был не скальп миссис Линдстром, которым он хвастался перед друзьями, а ее невинная душа», – сенатор заранее подготовил эту фразу – он знал, что она произведет впечатление.

Сделав эффектную паузу, он продолжал: «Более того, – недавно миссис Линдстром, которую мы знаем как Ингрид Бергман, родила от него ребенка. Этот ребенок- незаконнорожденный. У него не будет никаких прав в этом мире. Как могла ранее безупречная женщина, мать, пасть так низко? Я предлагаю изъять все фильмы с ее участием».

Гневные слова сенатора были услышаны, его поддержали конгрессмены и предложили создать комиссию по контролю моральных устоев в Голливуде.

Так в пуританской Америке 50-х годов было положено официальное начало многолетней травле замечательной актрисы, фильмы с участием которой многократно получали самые престижные награды.

Америка с рыданиями и проклятиями простилась с мифом о святой Ингрид Бергман, талантливой шведской актрисе, которая стала звездой Голливуда.

Их брак с Петером Линдстромом казался всем образцом для подражания, исключением из голливудского образа жизни. Она, такая простая, естественная, была легендой. И вдруг… вот, посмотрите, – говорили бывшие поклонники ее таланта, ссылаясь на многочисленные иллюстрированные издания. На снимках в итальянских, шведских, американских журналах они вдвоем с Росселини, взявшись за руки и прижавшись друг к другу, стояли на развалинах древнего замка в Италии. У них были непростительно счастливые лица.

Те, которые недавно ее превозносили, называя легендой и королевой экрана, отреклись от нее. Шведская газета назвала актрису «грязным пятном на репутации страны». Американские таблоиды захлебывались, обвиняя актрису во всех смертных грехах. Это была настоящая травля. Фильмы с ее участием, собиравшие ранее полные залы, теперь были почти изъяты из проката, – они не приносили дохода.

Ингрид говорила: «Моя жизнь – это сплошная борьба за простое человеческое счастье. Не зря я играла в кино Жанну д’Арк. Ее объявили колдуньей и сожгли на костре. Но костер пылал от силы час-полтора, а меня сжигают уже несколько лет, и одному Богу известно – когда это кончится».

Права ли была она, Ингрид Бергман, когда разрушила свое гнездо, нанеся этим тяжелый удар своей дочери и мужу? Оценил ли эту жертву он, Роберто Росселини, знаменитый итальянский кинорежиссер? Обратимся к началу жизненной истории Ингрид Бергман- замечательной актрисы, легенды мирового кино.

Это был самый важный день в ее 18-летней жизни. Она долго к нему готовилась, даже сама связала свитер из светлорозовых ниток. Ингрид еще раз посмотрела на себя в зеркало – там отражалась стройная миловидная девушка в узкой юбке из твида и розовом свитере. Да, пожалуй, она, как сказала ей тетя Хильда, была слишком тоненькой – тогда, в середине 30-х годов, в Швеции были в моде пышногрудые блондинки.

За кулисами Королевского драматического театра, куда Ингрид пришла на прослушивание, было многолюдно. Хорошенькие девушки и интересные юноши общались друг с другом, обменивались веселыми репликами, словом, чувствовали себя спокойно и уверенно – по крайней мере, Ингрид так показалось. Болезненно застенчивая, она стояла в стороне и ожидала когда ее вызовут на прослушивание.

«Мисс Бергман? Ваш номер шестнадцать, это означает, что вы должны немного подождать пока жюри закончит прослушивать других», – дама любезно улыбнулась, и ей показалось, что это хороший знак.

Она вышла из здания театра, перешла дорогу и села на скамейку в небольшом уютном парке. Ингрид помнила свое обещание, данное дяде Отто – если эта попытка стать актрисой окажется безнадежной – она больше никогда не будет мечтать о театре. Она пойдет в продавщицы, закончит курсы секретарш и забудет о театре.