Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины

— Я думаю задержаться в Витебске еще несколько дней и за это время постараюсь собрать нужные сведения, полагаю, мне удастся выполнить по пунктам все!

— Все не надо. Кое-что уже сделано. Марии Афанасьевне удалось узнать о том, какие цели преследует Белорусский на­родный дом, а теперь она занята составлением списка комсо­мольцев...

Вдруг послышались выстрелы, потом прозвучала автоматная очередь.

— Это у кирпичного завода стреляют! — определила Тама­ра. — Который уже раз, — она взглянула на часы. — Половина одиннадцатого. Через десять минут на нашей улице появится патруль. Немчура в своей точности до идиотства доходит. Все, кому нужно, знают, когда и где ходят фрицы.

Мы встали и направились к окну, выходившему на Вете­ринарную. Ксения погасила лампу и раздвинула широко тяже­лую портьеру. Сверху неосвещенная улица проглядывалась с трудом.

Тамара, поглядывая из окна на улицу, принялась рассказы­вать, как, пользуясь скрупулезной точностью немцев, особенно баварцев, — а их видно по красным сытым рожам, — она уже знает, когда и как почти безопасно идти через Витебские во­рота.

— А там рукой подать до Четвертой ударной армии генерал-полковника Еременко. Мне рассказывали, что в районе Понизовье—Лионозово—Рудня командованию 358-й стрел­ковой дивизии партизаны сообщают данные о расположении вражеских частей да еще поставляют фураж...

— Во! Смотрите! — воскликнула Околович, ткнув пальцем в сторону улицы.

По мостовой шагали, с автоматами на плечах, три немца в касках.

Я стал прощаться. Договорились о новой встрече и о том, что примерно через неделю Тамара поведет нашу группу через Витебские ворота.

За городом царила весна. Проснувшийся от зимней спячки лес был полон жизни. На деревьях распускались листья. С гром­ким щебетом летали птицы. Где-то куковала кукушка. Солнце весело проглядывало сквозь бледно-изумрудную зелень крон кленов, тополей, ясеней, и только могучие дубы, собираясь с силами, набирали почки. В лощинах, у старых пней мелькали семейки коричневых сморчков. Лужайки и открытые полянки, залитые светом, напоминали персидские ковры: ярко-желтые лютики, одуванчики, темно-фиолетовые колокольчики, красные наперстянки и буковицы, розовый клевер... над ним роились разноцветные бабочки, толклись столбами мошки, летали осы. А в траве копошились букашки.

Мы шли по лесу, не спуская глаз с маячившей шагах в двадцати-тридцати от нас стройной фигурки проводницы.

—Дорога мне знакома, знаю примерно, где есть вероятность наткнуться на немцев. Договоримся так: не упускайте меня из виду, поднимаю левую руку — ложитесь и ждите; правую — расползайтесь по сторонам; обе — бегите на выручку, только осторожно.

—Вышли мы из Витебска 23 апреля, через Духовский овраг и улицу Фрунзе в Стадионный поселок, пересекли Витьбу и, минуя деревни Андронниково и Кашино, приближались к зоне, где уже хозяйничали партизаны. Оставалось пройти черноле­сье, миновать болотце и добраться до соснового бора. — Так объяснила нам Тамара, когда мы после добрых шести часов быстрого хода уселись перекусить.

И снова в путь. Усталость брала свое — все-таки отмахали мы километров шестьдесят—спадало напряжение и притупля­лось внимание. И я шагал, порой бездумно, порой размышляя о предстоящей встрече с Райцевым и о том, сумеем ли мы до­браться до наступления темноты.

И вдруг Силка схватил меня за плечо, чтобы пригнулся... Возле Тамары стояли два немца. Один из них, высокого роста, держал винтовку на голове и озирался по сторонам, другой, по­ниже и плотней, с винтовкой за спиной, грозя кулаком, видимо, спрашивал, почему она в лесу. А наша проводница размахивала руками, якобы что-то объясняя: «На выручку!» Немцы еще в прошлом году издали указ, согласно которому подозрительные лица, застигнутые в лесу, подлежат расстрелу на месте.

Из огнестрельного оружия в нашей группе было только два пистолета — у меня и у Федора.

Мне еще не приходилось стрелять из ТТ образца 30-го года. Кроме того, поблизости могла находиться воинская часть, вы­славшая дозорных.

— Бежим! Будем брать живыми!

Подхватив Тамару под руки, они поволокли ее, видимо, с целью изнасиловать, к ближайшей лужайке и, взбудораженные, не услышали нашего приближения.

— Хальт! — крикнул я, когда оставалось пять шагов.

— Хенде хох! — заревел Федор.

Фашисты отпустили девушку. Высокий поднял руки, а маленький, быстро повернувшись, вскинул винтовку, но тут же получил удар по голове от подскочившего к нему Силки и, охнув, свалился.