Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины

Когда вы читаете биографию, помните, что правда ни­когда не годится для опубликования.

Б. Шоу

Читателя стараются увлечь невероятными приключениями, но обычно не посвящают в подлинную работу тайной службы... Кто эти люда? Под какими личинами живут? Что исповедуют?.. Секретные агенты известны с незапамятных времен. Моисей, блуждая по пустыне, посылал в Ханаан своих соглядатаев. Вавилон, Египет, Древний Рим, Византия — у всех были свои осведомители, сыщики, провокаторы. Наполеон, пожалуй, впер­вые установил сложную и постоянную систему политического шпионажа. С тех пор эта деятельность совершенствовалась во всех областях.

Романы, очерки, рассказы, воспоминания, написанные не­редко на задворках дипломатии и служб безопасности, еще до недавнего времени сочинялись в зависимости от того, как на это посмотрит цензура, начальство... Разумеется, были советские разведчики, а все прочие — оборотни, подлецы, мерзавцы — шпионы!

В своих воспоминаниях я стараюсь прежде всего непри­крашенно рассказать о думах и чаяниях молодого поколения белоэмигрантов за рубежом, о сложной, порой трагической, судьбе встречавшихся на моем пути недюжинных людей, во­лею случая ставших сотрудниками разведок разных стран; упо­мянуть о методах деятельности этих служб и в какой-то мере раскрыть собственную душу...

Революция заставила меня покинуть Отечество... После чего судьба швыряла меня из страны в страну...

Ностальгия—одно из самых горьких переживаний... Обида на одураченное «быдло», развалившее великую Империю... ненависть к большевистскому кагалу порождали желание бо­роться!

Став мужчиной и вступив в самую деятельную, как мне казалось, организацию — Национально-трудовой союз нового поколения—ныне Народно-трудовой союз (НТС)—я, по ряду причин, занялся контрразведкой.

В то время ГПУ нанесло по белой эмиграции ряд ударов. В начале войны на меня, как и на многих российских эмигран­тов, подействовал призыв Сталина «к братьям и сестрам»: спасать Отечество!

Мы ведь не жили в стране лжи, мы верили, что «Отец на­родов» действительно помышляет о восстановлении России!

Так, «перескакивая с кочки на кочку», я очутился на родине!

Успел повоевать, полежать полгода в госпитале, посидеть в тюрьме на Лубянке, а потом в камере смертников Пугачевской башни, выйти на свободу, даже стать членом Союза писателей СССР, близко познакомиться и подружиться со многими ве­дущими писателями страны... получить за свой первый роман «Белые тени» литературную премию от Андропова!

Я всем сердцем, всей душой люблю Россию! Верю, что навалившиеся на нее беды пробудят из летаргического сна со­весть моего народа!

Верю, что русский человек поймет, под чьей пятой про­зябает...

И восстанет!!!

Автор. 1992 год

Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным. Все его Мученья происходят оттого...

М. Лермонтов

Человек делает только первый шаг—остальное судьба! И не потому ли, что он жадно ищет, жадно впитывает и красивое, и уродливое?.. А среда, обстоятельства, принуждение? Мудр или глуп человек, «шагающий наперекор» судьбе?

Такие мысли приходят спустя много лет, когда делаешь оценку пройденного, долгого, похожего на лабиринт, жизнен­ного пути...

Сталкиваться с непонятным, непостижимым, даже чудес­ным, довелось не только мне, последнему в роду, но и далекому моему предку, который, «вышед из немца, муж честна ратна», служил царю Алексею Михайловичу; и прадеду Матвею Пав­ловичу Чеботаеву, начинавшему беднеть рязанскому помещи­ку, получившему в дар от императрицы Елизаветы Петровны 5000 десятин земли и 350 душ крепостных в Новороссии, в 15 верстах от г. Александрии («родины» первого в России гу­сарского полка «Гусары смерти»).

Так, наряду с переселением сербов, шла и русская колони­зация. На реке Ингулец возникла деревня Бандуровка.

Мой дед был женат на дочери соседа по имению Фальц-Фейна Елизавете. У них родились три дочери и сын: Мария, Анна, Лариса, Дмитрий. Мария и Анна вышли замуж за гвар­дейских офицеров — Крамерова и Бонафеде. Первый получил в приданое 500 десятин земли — и от Бандуровки отделился хутор, ставший потом деревней Крамеровкой. Бонафеде свои 500 десятин продал и купил роскошную виллу в Алупке.

Лариса увлеклась политикой, стала эсеркой, пыталась со­вершить на кого-то покушение, отсидела в тюрьме, раздала свои 500 десятин крестьянам и поселилась в Одессе. И когда государь император отправлялся через Одессу на отдых в Ливадию, ее, на всякий случай, «изолировали». И все-таки одно покушение, хоть и неудачное, она организовала: стреляла в мою мать. Вечером мать подошла к окну закрыть ставни—раздался выстрел, пуля попала в грудь, вернее, в висевший на груди медальон... Причина этого поступка навсегда похоронена с другими тайнами рода... Знаю только, что отец называл Ларису «бешеной крысой».