Анатолий Солодов - Девочка с косичками

— Хватит. Не смущай людей.

Скованность и волнение Зины будто рукой сняло, она почувствовала себя в этой обстановке просто и уютно, точно уже несколько раз была здесь раньше.

Вдруг раздался условный стук в окно — ребята притихли. Отворилась дверь, в горницу вошёл брат Фрузы, Николай, за ним следом Маркиямов Борис Кириллович. Снимая пальто, он недовольно сказал:

— Ну, что вы повскакали все, как в школе. Сидите.

Освобождая место за столом и отходя к окну, Федя Слышанков ответил:

— А мы и впрямь, Борис Кириллович, сегодня как в школе.

— Верно, — Маркиямов подошёл к ребятам. — Только вот уроки и задания у вас на сегодня посложнее, чем в учебниках.

— А мы и эти выполним, Борис Кириллович, — убеждённо заверил Федя.

— Верю. Хотя, правду сказать, не хотелось бы мне давать вам такие задания, — ответил Маркиямов и, взглянув на Фрузу, спросил: Все собрались?

— Все.

— Тогда не теряйте время и начинайте.

Фруза встала и ровным спокойным голосом произнесла:

— Сегодня нам надо рассмотреть два вопроса: первый — приём нового товарища и второй — наши задачи, вернее, выполнение задания партизанского командования. По первому вопросу слово имеет Евгений Езовитов.

Евгений вышел на середину горницы, пригладил ершистый чубчик, откашлялся, взглянул на Зину и, подбирая слова, сказал:

— Дело вот какое. Я вообще много говорить не буду. Я вот, что хочу сказать. Имею предложение принять Зину Портнову в члены нашей организации «Юные мстители». Девочка она верная. Никогда не подведёт. Можете на неё рассчитывать. В этом я очень уверен и даю вам в том своё твёрдое комсомольское слово.

— Почему ты её рекомендуешь? — строго спросила Нина Азолина.

— Да потому, что смелая. И потом ей нельзя одной. И нашей организации она очень подойдёт, потому как очень сознательная.

Маркиямов повернулся слегка и взглянул на Зину. Обращаясь к Евгению, спросил:

— Почему ты считаешь, что она смелая и на неё можно рассчитывать?

— Она сама по собственной инициативе писала листовки и ночью тайком одна расклеивала по посёлку. Я сам видел. А немцы за такие дела по головке не гладят. Она об этом знала. А ещё потому, что глаза у неё вот такие, честные и прямые.

— Ну, это ты загнул, — улыбнулась Фруза. — За красивые глаза мы никого не принимали и принимать не будем. Но если по-человечески подходить, то, я считаю, надо послушать саму Зину.

Нина Давыдова кивнула Зине, подбадривая её.

— Расскажи о себе, Зина.

— А что надо рассказывать?

— Как что? То, что я тебе говорил, — шепнул Евгений.

— Нет, — вмешалась вдруг Нина Азолина. — Только не то, к чему тебя подготовил Женя. Расскажи лучше свою биографию.

Зина заложила руки за спину, собралась с мыслями, негромко и несмело произнесла:

— Родилась я в городе Ленинграде. Училась в школе. Окончила семь классов. Там же, в школе, вступила в пионеры. Летом приехала с сестрёнкой в деревню Зуи на каникулы, к бабушке. Когда немцы стали подходить, мы с сестрёнкой бежали. Но немцы окружили и поэтому нам пришлось вернуться обратно. Сейчас я работаю судомойкой в офицерской столовой. Только, если бы они не заставили, я никогда не стала бы на них работать. Вот и всё,

— А в Ленинграде, кроме учёбы, ты ничего не делала? — спросила Нина Азолина.

— Занималась в балетном кружке при Дворце культуры, Я очень люблю балет. А так больше ничего…

Евгений с досадой поерошил свой чубчик и недовольно дёрнул Зину за рукав.

— Ты, пожалуйста, про балет не говори. Молчи. Лучше расскажи, почему листовки стала писать?

— Не могла иначе. Когда отступали, я видела, как фашисты жгли деревню Барсуки в Сиротинском районе. И жителей тоже сожгли. Согнали в один дом всех, бросили в окна гранаты и спалили всех живыми. Кто выскакивал из окна, расстреливали из автоматов. Никого не пощадили. Даже детей.

Зина говорила, с трудом сдерживая волнение. Глаза её заволоклись слезами, и чтобы не расплакаться, она часто заморгала, покусывая губы. Лицо её смуглое было сурово и напряжено; большие широко раскрытые тёмно-серые глаза блестели остро и жутко, точно в них вспыхнуло и отразилось пламя горящей деревни Барсуки.

— Вот поэтому я стала писать листовки, — проговорила Зина и закусила губы.

В горнице стало до того тихо, что было слышно, как за окном прохаживается Савелий Михайлович.

Ребята замерли, поражённые услышанным, хотя и раньше они многое знали о зверствах фашистов.

Маркиямов достал сигарету, закурил, посмотрел на ребят и сказал: