Он дослал в ствол карабина патрон, поднялся с земли и пошёл к дому. Остановился у плетня, заглянул во двор. От раскрытого сарая к дому мелькнула тень. Он присел и сквозь плетень увидел девушку в сером коротком платьице, с ведром в руке. Боясь, что она зайдёт в избу, он тихо окликнул её:
— Маша.
Девушка ойкнула и застыла на месте. Прислушалась, взглянула в ту сторону, откуда её позвали, — у плетня никого не было.
— Кто там? — испуганно спросила девушка.
Он шёпотом позвал её.
— Поди сюда.
Она оставила на крыльце ведро и робко приблизилась к плетню.
— Тебе чего? — шёпотом спросила она.
— Немцы в селе есть?
— Уходи! Есть.
— Попить бы мне…
Она размышляла недолго. Открыла калитку.
— Иди в дом. Быстрей только.
Она вбежала на крыльцо, схватила ведро и раскрыла дверь. Он вошёл за ней следом, остановился на пороге и обвёл взглядом простое убранство избы: у окна стоял самодельный стол, за ним — две скамьи и табуретка, справа — низкий комод, покрытый вязаной салфеткой, в левом углу — железная кровать с горкой цветастых подушек, за которыми на стене висел рисованый коврик.
Девушка зачерпнула воды ковшом и подала солдату. Пил жадно, большими глотками, слегка прикрыв глаза. Лицо его, худое и скуластое, заросшее рыжеватой щетиной, казалось припорошенным серым пеплом. Выгоревшая добела и просоленная потом гимнастёрка на спине приклеилась кровью к телу.
Пока солдат пил, девушка искоса осторожно разглядывала его неприветливым и отчуждённым взглядом.
Возвращая ковш, он испытующе посмотрел ей в глаза. Между ними как бы возник безмолвный разговор, и они по малейшему выражению глаз, лица, рук старались понять друг друга и ответить на важный каждому из них вопрос: «Кто ты? Свой, или?..»
Она первая прервала молчание.
— Вы ранены?
Он не ответил, а только кивнул головой.
— Больно?
Он хотел было промолчать, но, уловив в голосе её неподдельное участие, ответил:
— Тревожит.
— Вы присядьте. Я перевяжу вас сейчас.
Она заперла дверь, зашторила поплотней окна, взяла ухват, вынула из печки чугун с тёплой водой и, достав из комода чистую простынь, разрезала её ножницами на широкие ленты, скатала, как бинты. Он поставил карабин к окну, сел на лавку, попытался снять гимнастёрку, но застонал, бледный лоб покрылся испариной. Девушка окунула лоскут в чугун с водой, осторожно отмочила присохшую кровь на спине и плече. Легонько стянула с него гимнастёрку, нательную рубашку. Промыв рану, она старательно и туго перебинтовала ему грудь крест-накрест. Сделала это ловко, уверенно. Она почти закончила бинтовать, как вдруг солдат задышал прерывисто и шумно, с хрипом в груди. Лицо его побледнело, он качнулся и потерял сознание. Она успела подхватить его под мышки, с трудом уложила на широкую лавку. Схватив с койки одну из цветастых подушек, она подсунула ему под голову.
Не теряя времени, девушка отстирала его гимнастёрку и рубашку, повесила сушить к печке.
Вскоре боль, видимо, утихла, и он очнулся, непонимающими глазами окинул чужую избу, незнакомую девушку, склонившуюся над ним. Когда сознание вернулось к нему, он попытался приподняться с лавки и, увидев свою выстиранную гимнастёрку с рубашкой у печки, успокоился.
— Лежите, — сказала девушка, — отдохните чуток.
— Ты в доме одна живёшь?
— Нет, с мамой и сестрой.
— А где же они?
— Немцы на работы угнали. Придут утром.
— Не боишься?
— Чего?
— Что немцы тебя могут из-за меня…
Она не ответила и спросила:
— Вы есть хотите?
Он промолчал. Она поняла, что он голоден и подала ему несколько картофелин, огурец, ломоть хлеба и отошла к печке.
Ел он торопливо и жадно.
— А откуда вы узнали моё имя? — спросила она.
— Как? — он удивлённо взглянул на неё.
— Вы давеча Машей меня назвали. А ведь меня и вправду Машей зовут. Лузгина я, Мария.
— Скажи на милость, — ещё больше удивился он. — Я не знал, как позвать тебя. Вот и окликнул первым именем, пришедшим на ум.
— Угадал, — девушка улыбнулась.
— Ты комсомолка?
— Тебе это зачем?
— Да так, между прочим, спросил, — ответил он и, помолчав, добавил: —Не знаю, как тебе и сказать… Уйду я сейчас своих догонять. А тут дело одно серьёзное есть. Не знаю, как быть?
— И что же это за дело у тебя такое?
Он прикрыл глаза, думая:
— Пулемёт я тут неподалёку от вашей деревни заховал. Хотел довезти до своих. Да, видно, не удастся. Бросать жалко. Вот, думаю, кому понадёжней оставить. Возьми. Может, пригодится.
Читать дальше