Как сейчас помню: караван торговых судов, перевозивших нас, приближался к Бакинскому порту, на горизонте уже показались горы и белые дома. Мы все, как один, ликуя, высыпали со своими автоматами на палубу. Нас переполняли восторг и радость — наконец-то мы возвращались домой! И вот, когда до Бакинской гавани оставалось всего несколько сотен метров, мы стали палить вверх из оружия, крича: «Ура!»
Корабль причалил к почти пустой пристани, и вдруг на причал высыпали вооруженные автоматчики в форме войск НКВД. Наше ликование пошло на убыль. Подали трап, и мы всей массой столпились возле борта. По трапу наверх вбежали несколько солдат, и с ними два или три офицера. Старший офицер, обращаясь к нам, сказал: «Вы прибыли в Советский Союз, и на берегу вам надлежит сдать все имеющееся у вас оружие». Наша радость сменилась настороженностью, а затем и тревожным ожиданием. Сложив все оружие грудой у трапа, нас построили на берегу, каждого тщательно обыскали и строем повели к товарному составу, стоявшему невдалеке от пристани. Маленькие вагоны окошечек были опутаны колючей проволокой. Мы поняли, что, вернувшись домой, здесь вновь стали арестантами.
Несколько суток нас везли в неизвестном направлении. На одной из остановок местные мальчишки стали бросать в наши вагоны камни, крича унизительное: «Смерть фашистским гадам! Изменники!» Солдатня из нашей охраны, усмехаясь, стояла в стороне.
Наконец, мы прибыли на совершенно безлюдную станцию. Двери вагонов открылись, послышалась команда: «На выход! Становись в строй по двое!» Настроение у всех нас было, мягко говоря, подавленным, но все равно где-то в глубине души мы радовались, что сейчас мы на своей земле!
Скоро мы узнали, что нас привезли на Украину в город Сталино (ныне Донецк). Нашу группу под охраной солдат НКВД подвели к лагерю, огражденному плотной колючей проволокой, на каждом углу территории торчали высокие деревянные вышки, на них находились вооруженные солдаты и были видны прожектора. В лагере уже были заключенные, и теперь они с любопытством ждали, когда мы присоединимся к ним. Охранники раскрыли ворота, также опутанные колючей проволокой, и мы вошли внутрь. Старший конвойный подвел всех нас к деревянному бараку, сказав, что тут мы будем жить. Впоследствии выяснилось, что нас поместили в проверочно-фильтрационный лагерь НКВД № 240. До нас в нем содержались находившиеся на госпроверке в большинстве своем бывшие власовцы, а также полицаи и украинские националисты-бендеровцы, ярые противники советской власти. Находились здесь и бывшие военнопленные фашистских концлагерей.
Кое-кто из «старожилов», узнав, что все мы — бывшие партизаны, — ехидно, с нескрываемой ненавистью заявлял: «Ну что? Навоевались, москали?! Так вам и надо, гады!» Некоторые из нас отвечали им кулаками или огрызались. Постепенно мы стали привыкать к лагерной обстановке: как и все, получали положенный хлебный паек и жидкую баланду. Поили нас чаем с сахарином. Дни тянулись однообразно: шумный утренний подъем, крики и ругань охранников. Иногда вызывали на допрос. Один из них я запомнил на всю жизнь. Вел его совсем молоденький следователь, видимо, опыта у него еще не было никакого. Однако он старался изо всех сил казаться солиднее. Усадив меня на стул возле стола, он стал, как обычно, задавать вопросы, и когда коснулся периода моего пребывания в Швейцарии, то вдруг спросил: «Говори! В какой армии ты служил в Швейцарии?!» Я улыбаясь ответил ему своим вопросом: «А вы знаете, что Швейцария — нейтральная страна? Вероятно, не знаете!» Он резко вскочил со стула, швырнул на стол свою ручку и выкрикнул: «Я здесь задаю вопросы, а не ты!» Улыбаясь, я замолчал, но потом все же коротко рассказал ему, что представляет собой Швейцария. После этого допрос быстро завершился, но сама сцена осталась у меня в памяти.
Из лагерной зоны нас, разумеется, никуда не выпускали. Родные даже не знали, где мы и что с нами. О моей судьбе родители не знали абсолютно ничего два года. Не раз они наводили справки, но все время получали противоречивые известия: либо что я погиб, либо что пропал без вести. О моем старшем брате им узнать удалось. Его самолет был сбит возле города Балаклея, на Украине, и, спустившись на парашюте, брат был схвачен немцами. После того как он на глазах у свидетелей плюнул в лицо немецкому офицеру сгустком крови, его расстреляли.
Наступил день, когда нас отобрали на работы на коксохимическом заводе в городе Рудченково. Рано утром нас отводили на завод, и старший конвоир напоминал: «Шаг вправо, шаг влево считается побегом. Будем стрелять». И если бы вы знали, как мы были рады выходить за пределы лагеря!!
Читать дальше