Валерий Вахромеев - Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945

Внутри хаты было тесновато из-за огромной, как мне тогда показалось, чисто выбеленной печи. От нее поперек хаты шла дощатая перегородка. Она делила все пространство дома надвое. Усадив нас на лавку, хозяйка достала с печи горшок с простоквашей и дала его нам. Она извинилась, что у нее нет ни хлеба, ни картошки. Мы выпили простоквашу. Хозяйка уже хлопотала о нашем ночлеге. Она сама принесла с улицы большую охапку сена, разложила его прямо на земляном полу за перегородкой. После долгого пути усталость сразу сморила нас. Мы, четверо, улеглись рядком, крепко заснули…

Сон оборвался внезапно. Кто-то пинками бесцеремонно будил нас. Глаза слепил яркий свет карманных фонарей. Оглядевшись, мы увидели двух немцев. Стволы автоматов они направляли то на одного, то на другого. Громкая и непонятная немецкая речь. По движению стволов автоматов мы поняли, что надо выходить на улицу.

Уже выходя на улицу, я заметил нашу старенькую хозяйку. Она стояла, прислонившись к углу печи, всхлипывая, причитала, вытирала слезы подолом передника. А двое здоровых немцев выгоняли нас, подталкивая в спины дулами автоматов. На выходе нам встретился третий немец и какой-то мужчина в гражданской одежде. Мужичок злобно хихикнул и с издевкой произнес: «Навоевались, москали!»

Немец в дверях оттеснил мужчину, пропуская нас. Жестом руки приказал нам идти за угол хаты. Там стоял у дороги военный тягач на гусеничном ходу. Ярко горели его фары и работал двигатель. Трое немцев, подгоняя автоматами, усадили нас в кузов тягача и сели сами.

Машина взревела, выбросив сизую струю дыма, развернулась на месте и направилась в сторону моста. Подъезжая к мосту, лучи фар выхватили из темноты одинокую фигуру мужчины, он протягивал крынку. Тягач притормозил. Мужчина, подобострастно улыбаясь, протянул немцам, сидящим в кузове, полную крынку молока. Один из них, перегнувшись через борт, взял ее из рук мужчины. Все немцы по очереди отпили молока, опорожнив крынку. Приняв обратно пустую посуду, мужичок низко поклонился. Тягач рванулся с места, и хлебосольный крестьянин так в поклоне и исчез в темноте ночи.

Проехали через все село и за околицей остановились. Немцы вылезли из тягача и выкатили из придорожных кустов противотанковую пушку, прицепив ее к тягачу.

Опять тронулись и, проехав до окраины следующего села, остановились. Мощные лучи фар высветили вдали маленькую белую церквушку. Нас высадили и поставили лицом к стене у ближайшего дома.

Я стоял с краю, возле открытого окна дома. Внутри, недалеко от окна, стоял стол, на столе керосиновая лампа. Она освещала офицера, который что-то писал, сидя за столом. Наш конвоир вошел и что-то доложил офицеру, стоя по стойке «смирно». Офицер, не переставая писать, давал солдату какие-то распоряжения, время от времени поглядывая на него. Затем тягач с тремя немцами уехал. По всей вероятности, они выполнили свое задание и передали нас другим. Мы невольно посмотрели вслед уехавшему тягачу. Уже начало светать, и мы увидели на фоне церкви темные могильные кресты… В голове промелькнуло: кресты — кладбище — расстрел!

К нам подошли три солдата с автоматами и приказали идти в сторону церкви. Один из солдат протянул мне сигарету. Я его спросил: «Erschiesen?» («Расстрел?») «О, nein, nein!» — ответил он и улыбнулся. «Nicht schiesen! Ferstehen?» — еще раз пояснил он, и я понял, что нас не расстреляют. Потом он ткнул себя в грудь: «Österreich!» Я понял, что он австриец. По дороге австриец спросил, откуда я. Ответил, что москвич.

Миновали кладбище. За церковью была площадь. На площади несколько костров освещали телеги, лошадей и снующих между ними солдат. Австрийцы передали нас офицеру и пошли назад. Офицер подозвал двух солдат с карабинами. Они отвели нас ближе к кострам, где на деревьях были подвешены туши коров. Доходчиво нам объяснили, чтобы мы сидели тихо, иначе будут стрелять!

Улеглись прямо на земле, но долго не могли заснуть, надо было переварить случившееся… После обмена мнениями мы пришли к выводу, что нас выдал кто-то местный, из деревенских. По всей вероятности, тот мужичок, что был возле хаты. Видно, чем-то ему насолила советская власть, и он с радостью помог врагам, выдав нас.

Раннее утро в украинской деревне встретило нас шумной бранью и суетой. Кругом сновали немцы, громко переговариваясь между собой. К нам, четверым, подсадили еще двоих русских пленных. Пригляделись при свете дня к селу. Оно было большое, поэтому, наверное, немцы и выбрали его для расположения своей механизированной части. На центральной площади села стояли тягачи, грузовики, телеги, повозки.