Валерий Вахромеев - Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945

Однажды утром, когда мы доедали свою баланду, к нашей группе подошел высокий немецкий ефрейтор. Он тростью выбирал, кому из пленных идти с ним на работу. Вот трость опустилась и на мое плечо. Я встал в строй отобранных для работ по лагерю. Подошел конвой, вооруженный винтовками. Пленных разделили на группы по четыре — шесть человек. Через переводчика ефрейтор объяснил нам, что мы будем достраивать дощатый забор вокруг лагеря. Подошли к углу забора, где были бурьян и крапива. Мне и моему напарнику выдали лопаты. Нам нужно было копать ямы под столбы.

Копаем и тихонько переговариваемся. Парень оказался лейтенантом, родом из Воронежа. Хотя на гимнастерке и не было знаков различия, было заметно, что он из командного состава. Это видно было по галифе с красной полоской и по довольно длинным волосам (рядовые были острижены наголо). Слово за слово, и разговор перешел на возможность побега из лагеря. Я изъявил горячее желание скорее вырваться на свободу. Обсудили, орудуя лопатами, варианты побега. Я предложил бежать на юг, идти вдоль речки, минуя город, а затем уже повернуть на восток. Лейтенант не согласился, ссылаясь на то, что мы потеряем много времени. Он сказал, что пойдем через город, так как таких, как мы, много сейчас бродит вокруг, и на нас не обратят внимания. Пришлось согласиться, полагаясь на его опыт командира.

В это время наш конвоир, пригретый солнышком и разомлевший, перекуривая, оживленно переговаривался с другим солдатом. Оба они расстегнули мундиры и сняли ремни, лишь изредка поглядывая на нас. День уже клонился к вечеру, и солнце скатывалось в сторону заката. Красновато-оранжевые лучи его уже не припекали. Тени становились длиннее.

Улучив удобный момент, мы ползком, через бурьян, обжигаясь крапивой, скатились вниз по склону. Внизу обернулись — все тихо, никакой тревоги. Пригибаясь, бежим, стараясь использовать кусты для прикрытия. Держим направление в сторону городского моста через реку.

Вот вдали увидели бревенчатый мост. Мы решаемся выйти на дорогу, ведущую к нему. На шоссе вливаемся в поток беженцев и машин, движущихся к мосту. К этому времени солнце уже село и наступили сумерки. Мы уже удачно перешли мост, когда к нам навстречу вышли трое в гражданской одежде. На рукавах у них были желтые повязки. На плечах висели наши русские винтовки. Они по-украински спросили у нас документы. Не успели мы сказать: «Товарищи, какие у нас…» — как при этих наших словах они выругались по-украински и наставили на нас винтовки. Один из них, подняв винтовку вверх, несколько раз выстрелил. Тогда мы поняли, что нарвались на западноукраинских националистов. Они были очень озлоблены присоединением Западной Украины в 1939 году к СССР.

Вскоре на выстрелы прискакали несколько всадников из военно-полевой жандармерии. Тот, который стрелял, наверное старший в патруле, что-то объяснил жандармам по-немецки. Нам велели снять сапоги, и, подгоняемые пинками всадников и смехом полицаев, мы двинулись в обратный путь. Миновали мост, и дорога пошла в гору. Жандармы пустили лошадей рысью, заставляя нас плетками бежать впереди. По дороге они весело переговаривались, видно обсуждая удачную поимку беглецов.

Бежать в гору босиком невыносимо тяжело, пот заливает глаза, спотыкаемся, падаем и вновь бежим, в кровь сбивая ноги.

Дорога свернула влево, и вдали мы увидели ворота нашего лагеря, будку охраны. При нашем приближении из караульной будки вышли несколько солдат. Немного переговорив, жандармы передали нас лагерной охране. Два немца схватили лейтенанта и, заломив ему руки за спину, подгоняя пинками, повели в сторону открытой двери подвала. Он находился под казармой.

Настала и моя очередь. Мне также заломили руки за спину и подвели к открытому дверному проему. Крутая лестница вела в подвал. Неожиданно я получил сильный пинок сзади и полетел вниз. Но получилось так, что в тот момент немец, державший мою правую руку, не отпустил ее. Уже падая, почувствовал в плече резкую боль и хруст. От неожиданной и резкой боли вскрикнул и скатился по ступенькам вниз. Мне вслед полетели мои сапоги и шинель.

Пытаюсь встать и вправить вывихнутую руку, но острая боль пронзила как током. Правая рука повисла плетью и не слушается. В подвале горит тусклая лампочка, цементный пол усыпан мукой. По всей вероятности, здесь хранятся запасы муки или мелют зерно. Ко мне подошли два немца. Один из них — высокий и тощий, а второй — маленький и толстый. Оба в холщовых фартуках и сапогах, припорошенных мучной пылью. Похожи они были на популярных тогда Пата и Паташона. Жестом мне приказали взять свои вещи и идти вперед по длинному коридору. По обе стороны были двери кладовых.