Юрий Пантелеев - Полвека на флоте

[25]

Помню, с каким трепетом и восторгом шел я по стенке торгового порта, у которой стоял красавец «Лауристон». Он сиял свежей краской. Корпус черный, надстройки — белые, мачты и реи — коричневые. Высоко поднятый огромный бушприт на носу придавал кораблю гордый и стремительный вид.

Капитан Андерсон поначалу отнесся ко мне недоверчиво: хоть и орден на груди, а все равно юнец. Переломный момент в наших отношениях наступил через несколько дней. Капитан собрался к своей семье на Лахту, а погода стояла неважная, дул свежий западный ветер Андерсон уже совсем было отказался от поездки, но я заверил, что сумею доставить его по назначению. С недоверием капитан садился в раскачивающийся вельбот, матросы быстро поставили паруса, я, беспрерывно лавируя, сумел преодолеть противный ветер и вывести вельбот из Морского канала. Через час-другой мы уже были у Лахты. Капитан на прощание крепко пожал мне руку.

— А моряк из вас ничего…

…Корабль тяжело осел — тысячи тонн рельсов принял он в свои трюмы. Оставались мелкие боцманские работы и приемка всех видов снабжения. До поздней ночи засиживался я за столом в каюте, изучая корабельную документацию. Поражали цифры: длина корабля по палубе 85 метров, ширина около 13 метров, осадка почти 6 метров. Он нес на своих высоченных стальных мачтах 25 парусов общей площадью более 2500 квадратных метров. В хороший ветер паруса спокойно двигали его двенадцатиузловым ходом (узел — мера скорости, равная одной миле — 1852 метрам в час). Реи — стальные бревна, на которых держатся паруса, достигали 20 метров в длину и весили до трех тонн каждая.

От всего корабля веяло стариной парусного флота. До этого я бывал на многих судах. Но на таком — впервые. Изумляла абсолютная тишина. Ни шипения пара, ни постукивания механизмов, ни гудения вентиляторов. В каютах горели свечи. В кают-компании над столами висели две большие керосиновые калильные лампы под зелеными абажурами. Ни отопления, ни водопровода…

Каюты командного состава помещались в корме, кубрики команды — в носу. На корме, на открытой площадке полуюта, стоял огромный, диаметром в человеческий рост, штурвал — рулевое колесо, сделанное из дорогого дерева

[26]

с резными украшениями. Тяжелые цепи от него шли к голове руля. Штурвал вертели двое здоровенных рулевых, но иногда и им силенок не хватало, и на выручку спешил вахтенный штурман. На большой волне штурвал и вовсе выходил из повиновения и грозил всех нас смахнуть за борт… В таких случаях приходилось срочно заводить тали — систему блоков и тросов.

На корабле было два становых адмиралтейских якоря, громоздких и тяжелых. Поднимали их вручную, как в далекую старину. В носовой части корабля — на баке — стоял массивный шпиль — вертикальный ворот с восемью длинными дубовыми рычагами-вымбовками, в которые впрягались по два человека. Якорь выбирался медленно-медленно. Пока его вытягивали, все шестнадцать матросов становились мокрыми от пота.

Мы много упражнялись в постановке и уборке парусов, но до самого Таллина так и не удалось прибегнуть к ним. В августе устойчиво дули западные, встречные для нас ветры. Чтобы преодолеть такой ветер, парусник должен двигаться галсами, зигзагом. А в ту пору в Финском заливе еще часто встречались мины, оставшиеся после империалистической и гражданской войн. Наши тральщики беспрерывно тралили фарватеры, но все же опасность была велика: мины нередко срывало с якорей и несло по воле волн. В таких условиях лавировать опасно. Суда могли следовать лишь строго по фарватеру. Поэтому шли мы по морю не под парусами, а на буксире «Ястреба» — бывшего военного судна. Дважды в районе острова Гогланд «Ястреб» давал тревожные гудки и кидался в сторону, а мимо проплывали рогатые, обросшие ракушками черные шары.

В Таллине нас сначала поставили на рейде. Беспрерывно прибывало к нам различное начальство буржуазной Эстонии. Еще бы, ведь пришел первый советский корабль! Придирчиво, помногу раз проверяли каждый документ, всматривались во все углы и не могли удержаться, чтобы не похвалить за безукоризненную чистоту. Нас, конечно, считали всех коммунистами и обязательно переодетыми комиссарами, задавали при этом самые нелепые вопросы, вроде того, правда ли, что в нашей стране все женщины национализированы…

На следующий день нам разрешили войти в порт. Начали поднимать якорь. Выбирали его добрый час. Нако-

[27]

нец показались из воды огромные лапы. И тут мы увидели, что якорь зацепил и поднял со дна толстый обросший илом канат. Старпом приказал мне спуститься за борт и разрубить его. Схватив пожарный топор, я перебрался через фальшборт и по контрфосам — распоркам внутри массивных звеньев якорной цепи, как по трапу, спустился на лапу якоря. Уже совсем было перерубил канат, как вдруг почувствовал, что лечу вниз. Послышался грохот. Через мгновение я уже был в воде. Инстинктивно спешу отплыть в сторону. Это и спасло меня. Промедли я мгновение — и оказался бы на дне, придавленный многотонной якорь-цепью.