Рольф Стенерсен: Эдвард Мунк

— Писать для меня — это болезнь и опьянение. Болезнь, от которой я не хочу отделаться, опьянение, в котором хочу пребывать. Иногда я немного читаю. Люблю слушать музыку. Могу немного посидеть в театре, но тороплюсь домой. Дело не в том, что мне обязательно нужно держать кисть в руках. Это бывает редко. Проходят дни, даже недели, а я не сделаю и одного штриха. Но я все равно работаю над своими картинами. Жду, когда придет желание писать. Я не могу быть вдалеке от угля и кистей. Мне нужно знать, что они наготове. Иногда утром я нахожу картину, которую написал ночью. Многие свои лучшие картины я начинал почти бессознательно. Я страдаю бессонницей, и лучше писать, чем ворочаться в постели.

— Мне захотелось нарисовать несколько яблок. Я никогда не интересовался мертвыми вещами. Хотел нарисовать яблоки, как Сезанн. Нарисовать так, чтобы их захотелось съесть. Эта мысль преследовала меня. Мне нужно было убедиться, что я могу нарисовать яблоко. Неделями я писал яблоки. Не получалось. И вот я узнал, что сын дочери моего брата, — его назвали Эдвардом в мою честь, — заболел чахоткой. Я не мог ни сидеть, ни спать. Сел на поезд и поехал в Тронхейм, где он лежал в больнице. Пошел в больницу, но не решился войти, только передал сверток и уехал в Осло. Вернулся в Экелю поздно вечером. И думаете, яблоко не получилось? Я сел писать среди ночи и нарисовал чудесное яблоко.

Все написанное Эдвардом Мунком отражает состояние его Духа. Даже когда он писал модель, картина все равно говорила об Эдварде Мунке. Он не любил писать то, что он называл «лицами с улицы», то есть портреты, по мнению большинства, похожие на оригиналы. Картина не должна быть ни на что похожа. Картина Должна быть хорошей.

Однажды Мунк написал:

— Я не боюсь фотографии, если ее нельзя использовать ни в раю, ни в аду. Нужно прекратить писать вяжущих женщин и читающих мужчин. Я буду писать людей дышащих, чувствующих, любящих и страдающих. Люди должны проникаться святостью этого и снимать перед картинами шляпы, как в церкви.

Солнце для Мунка было божественным источником света и жизни. Небесные тела и «силы» были живыми существами. Луна — ребенок земли, а лава — застывшая кровь земли. Лунный свет порождает желание и страх. Умереть — значит лишь изменить форму. Люди — волны духа и материи. Они могут растаять и образовать новые формы. Все движется. Если капустный червь может стать бабочкой, то почему же человек после смерти не может стать чем-то, чего мы не в состоянии видеть?

Люди — сосуды, заполняемые текущими в них волнами. Все сущее воздействует на человека: лес, цветы, море, воздух, даже камни на берегу живут и воздействуют на настроение человека. Люди — жалкие земляные вши, любящие и страдающие. Они велики лишь в собственных мыслях. Опасно проникать слишком глубоко в землю. «Мы называем это землетрясением». Если тебе надоест плясать под дудочку судьбы, остается только один выход: лишить себя жизни.

С 1892 года и до смерти Мунк стремился написать свое мировоззрение. Во «Фризе жизни» он рисует жизнь как игру, в которой люди лишь пешки. Справедливость или несправедливость, добро или зло — какое дело до этого высшим силам? Жизнь дает людям одну заповедь: «Справедливость. Продолжайте слепую игру по имени „жизнь“».

Одну из картин во «Фризе жизни» Мунк назвал «К свету». Это колонна из обнаженных людей, они дико борются и лезут друг на друга. Люди наверху поднимают к небу гроб.

Свое мрачное мировоззрение Мунк заимствовал у более крупных мыслителей, чем «Фауст», которого он встретил в Берлине, — Альберт Кольман.

Из писателей он выше всех ставил Генрика Ибсена, Достоевского Эмиля Золя и Августа Стриндберга. Из философов — Сёрена Киркегора [15] Сёрен Киркегор (1813–1855) — датский философ. , Шопенгауэра и Ницше. Особенно многому он научился у Ибсена, Стриндберга и Ницше.

Мунк не был ученым человеком. Ему было трудно верить в то, что противоречило его взглядам, но одновременно он легко верил в удивительнейшие события. Верил в духов и в то, что у земли когда-то было две луны. Это сказал Август Стриндберг. Если поискать поблизости от Северного полюса, то, возможно, найдешь вторую луну. Она упала где-то там.

Мунк не знал многих простых вещей.

Невозможно поверить, что луну он понимал как полнолуние. Сотни раз он писал луну и всегда круглой. Однажды вечером 1936 года он сказал: