Современный читатель, конечно, поморщит нос от некоторых наивных деталей в развитии событий, и особенно от слишком мелодраматического и малоправдоподобного конца, который к тому же нелогичен, так как Андерсен словно забывает, что Антонио собирался стать писателем, и делает венцом его счастья очаровательную невесту и поместье на юге Италии. Можно только возразить (как и делали критики того времени), что главный герой обладает скорее германским, чем итальянским складом ума. Зато во всех остальных отношениях герой автору удался. Это бедный мальчик, который попадает в новое окружение и вынужден со своим комплексом неуверенности в себе жить в новой и благородной среде. Он принимает благодеяния, и его угнетает мысль, что он не дает ничего взамен. Кроме того, он страдает врожденным нервным страхом перед окружающим миром, отсутствием мужской твердости, которое не позволяет ему верить в свои неоспоримые поэтические дарования и утвердиться над другими, товарищами и благодетелями. Пусть он сколько угодно говорит сам себе: «Я хочу быть сильным! У меня есть воля!»— но читатель этому не верит, и сам Антонио тоже, потому что быть сильным он не может, он слабый и неуверенный и не в состоянии быть иным. Слабость, в частности, проявляется в отношении к прекрасному полу, и здесь он выступает совершенно комической фигурой. Он стремится любить, но боится любви. Он не позволяет себе соблазниться женской красотой, его страшит физическая привлекательность. Прекрасную, чувственную неаполитанку Санту он называет дочерью Греха (но все же как она хороша!) и в панике бежит, когда она пытается совратить его. С другими формами любви он тоже не осмеливается иметь дела. Раз за разом он отрицает для себя и в глазах других свою очевидную влюбленность или хладнокровно переистолковывает ее как братскую любовь и выдумывает любые причины, чтобы покинуть предмет своей страсти. Сюда добавляется опасная болезнь, и лишь потом он несколько неожиданно попадает в объятия своей невесты. Закомплексованный пуританин во весь рост — откровенный портрет самого писателя.
Из второстепенных персонажей наименее удались молодые женщины. В них мало жизни. Это мимолетные образы — за исключением греховной Санты. Зато другие образы! Какая свежесть и правдивость! Какая сила реплик! Читатель холодеет всем телом при жгуче-горьком описании доброжелательных Боргезе, благодетелей Антонио, которые так любят своего юного питомца и делают для него все, что в их силах, но в то же время не забывают иногда напоминать ему о благодарности, уместной с его стороны, — милые люди, которые не могут понять, что бедный мальчик обладает незаурядным талантом, и отказываются верить, будто его успех — это более чем случайная удача, а его радость по этому поводу — более чем несвоевременное тщеславие. Столь же типичны характеристики других персонажей, например его друга Бернардо, циничного жуира, который напрасно пытается пробить нравственную заторможенность несчастного Антонио; или ворчливого литератора Хаббаса Дада, его учителя в иезуитском колледже — Мольбека и Мейслинга в одном лице; или профессора Маретти в Неаполе, ученого педанта, который не может не цитировать Плиния, наблюдая живописное извержение Везувия. Пленительна также обширная и пестрая галерея образов людей из народа; после прочтения романа особенно запоминается мудрая Доменика, приемная мать Антонио из бедной хижины в Кампанье, и грубые разбойники в горах, которые поначалу кажутся театральными персонажами; но «Импровизатора» не следует читать слишком быстро; читая внимательнее, поражаешься силе и подлинности каждой фразы. В характеристиках образов Андерсену ни разу не удалось подняться выше, чем в этом первом произведении, принесшем ему славу.
Но может быть, самая главная заслуга книги совсем в другом — в ярком описании итальянской природы и народной жизни. Повествование сияет итальянским солнцем и итальянскими красками, после прочтения романа остается чувство, будто ты сам побывал в этой земле обетованной, испытал жару пустынной и высохшей Кампаньи, впитал солнце оживленных улиц Неаполя, проплыл по могильно-тихой Венеции, проехал верхом в слабом, занимающемся свете утренней зари через Альбанские горы и принял участие в празднике цветов в Чинзано или карнавале на улице Корсо в Риме. Если, наконец, в передаче импровизаций Антонио видеть Андерсена как зрелого лирического писателя, можно только удивляться, что эта книга написана вскоре после сырой и бесцветной «Агнеты». Столь же поразительно, как писатель сумел перенести в Италию самого себя и собственные проблемы: борьбу за признание и трудные отношения с друзьями и благодетелями. Его разнообразные переживания в Копенгагене непринужденно влились в итальянскую среду. Впервые Андерсену удалось подняться над личными горестями и создать из них самостоятельное литературное произведение.
Читать дальше