Карл знал, что его изгнание отныне затянется. Он подолгу говорил об этом с Женни: им нужно готовиться к тому, чтобы жить в нищете в Лондоне, в этой стране, где для них все чужое, с четырьмя детьми, которые не заслужили такой дурной жизни, жить, постоянно опасаясь, что еще одного из них постигнет судьба Гвидо. Готова ли она к этому? Может, она предпочтет вернуться к матери в Трир вместе с детьми? Они бы спокойно жили, опираясь на надежную семейную поддержку в лице брата-министра. Она отказалась, возмущенная. Как такое решение могло прийти ему в голову? Пусть побольше пишет, побольше печатается и продолжает борьбу. Теперь это и ее борьба. Она этого хочет. Он не должен опускать руки. Она здесь, рядом с ним. Она нужна ему? Большего ей и не требуется.
Несколько дней спустя было так холодно, а они были так бедны, что Маркс написал Энгельсу, что уже не может выходить из дома, поскольку его пальто заложено, и не может купить мяса для детей — мясник больше не отпускает в кредит. Он даже не может послать старших девочек в школу, нанять кого-нибудь для присмотра за младшими детьми, купить книг, даже колыбельку, пеленки и лекарства для Франциски, которая больна, так же как и Эдгар — ему теперь уже почти пять лет, и Карл начал учить его стихам на греческом, немецком и английском. Он беспрестанно изощряется в выдумках, чтобы отсрочить уплату долгов, прикрываясь детьми, неустанно пытаясь добиться помощи от матери или друзей. Только Энгельс ему не отказывает, помогая постоянно, но скудно, учитывая размеры его состояния.
В такие ужасные моменты он не мог ни писать, ни читать, ни думать. Союз коммунистов его больше не интересовал. Важно было только выжить и прокормить детей.
В тот 1852 год, как и предвидел Карл, Луи Наполеону Бонапарту, ставшему Наполеоном III, повезло: экономика развивалась; хозяева заводов обеспечивали работой рабочих; торговцы обогащались; крестьяне успокоились. Пресса была в кулаке у власти; сенсимонисты поддержали режим и основали ипотечный банк «Французский земельный кредит»; Бусико открыл универмаг «Бон-Марше». Республиканцы были на столь дурном счету, что Наполеон III запретил носить нестриженую бороду — знак принадлежности к революционерам.
Нищета была так велика, а холод так силен, что 14 апреля 1852 года Франциска умерла в возрасте тринадцати месяцев: уже второй ребенок Марксов умер на этой улице через полгода после Гвидо. У Карла даже не было денег на гроб, и он, потратив много времени и сил, упросил расщедриться соседа-француза, имени которого история не сохранила. В своих кратких воспоминаниях Женни все так же достойно и сдержанно замечает: «У Франциски не было колыбели, когда она появилась на свет, и даже в последнем жилище ей долго отказывали».
В письме соболезнования от 20 апреля Энгельс сокрушается о крайней бедности семейства Марксов, об ужасающих антисанитарных условиях, приведших к смерти ребенка, сожалеет, что ничего не может для них сделать.
Карл не выдержал и заболел — впервые серьезно. Приступы фурункулеза, боль в печени, острая зубная боль, воспаление глаз, а затем и легких случались все чаще. Потом он взял себя в руки, укрепил панцирь, в который сумел облечься, и с головой ушел в заботу об уцелевших детях, в особенности о сыне, воссоздавая с ним те отношения, которые были когда-то у него с отцом: «Он занимался двумя дочерьми и сыном, которому было пять лет и которого он обожал. Он прозвал его „полковник Муха“ из-за его маленького роста и ловкого владения тактикой, сбивающей с толку кредиторов». Женни не утратила уверенности в себе, и, когда Карлу нездоровилось, дом вела она. Депрессия, рвота и тоска возвращались к ней только тогда, когда Карл поправлялся.
Пребывая в самой отчаянной нищете, Маркс получил сногсшибательное предложение: стать лондонским корреспондентом ведущей американской газеты «Нью-Йорк дейли трибюн» [35] Сотрудничество Маркса в газете началось в августе 1851 года и продолжалось свыше десяти лет, до марта 1862 года; большое число статей в ней по просьбе Маркса было написано Энгельсом.
, которая была и самой продаваемой газетой в мире — 200 тысяч экземпляров. Чарльз Дана, с которым он пересекся в Париже три года назад, когда тот был корреспондентом той же газеты во Франции, только что стал ее главным редактором в Нью-Йорке; он решил обратить внимание на немецких читателей, которые, как он думал, вскоре массово хлынут в США из-за политических репрессий и экономической разрухи в Пруссии. Поэтому, вспомнив, какое сильное впечатление произвел на него Маркс в Париже, он предложил ему стать его лондонским корреспондентом: Карл сможет писать о чем хочет и когда захочет, получая плату, по меньшей мере, за одну статью в неделю; к тому же эти статьи еще и будут печататься. Дана объяснил, что гонорар, который станет ему выплачивать «Нью-Йорк дейли трибюн», не соответствует тому уважению, которое газета имеет к своему «most highly valued contributor» (высоко ценимому сотруднику), однако он будет получать по фунту за каждую из первых статей, потом два, а потом, возможно, даже три фунта.
Читать дальше