Жак Аттали - Карл Маркс - Мировой дух

Маркс проводит ясный и вещий анализ ситуации и приходит к мысли о том явлении, которое в самом деле произойдет во Франции двадцать лет спустя: падение Второй империи, установление буржуазной республики, восстание парижских рабочих и поражение революции из-за вовремя не установленного союза с крестьянами и провинциальной элитой. Это будет Парижская коммуна.

Он пророчески пишет: «Но если императорская мантия падет, наконец, на плечи Луи Бонапарта, бронзовая статуя Наполеона низвергнется с высоты Вандомской колонны». На самом деле, пройдет двадцать лет, прежде чем это предсказание в точности свершится, а затем, как он и предсказал, возникнут первые массовые партии, которые в 1852 году себе и представить было нельзя.

В этой работе есть красивая антигегелевская фраза, отвергающая «конец истории»: «Социальная революция XIX века может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого».

Карл осознает ценность того, что пишет. В последней из представленных статей, от 5 марта 1852 года, он разъясняет, что нового он привнес в теорию общества: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства; 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата; 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов…»

«Восемнадцатое брюмера» вышло 20 мая 1852 года на немецком языке в Нью-Йорке, в первом номере «Революции», который Вейдемейеру удалось издать благодаря какому-то меценату, оставшемуся неизвестным. Ни одна газета в мире не упомянула тогда об этой статье.

Семнадцать лет спустя (то есть за год до Парижской коммуны) Маркс расскажет п предисловии ко второму изданию этой работы об истории неудач своих статей; попутно он раскритикует Гюго и Прудона, писавших на ту же тему с гораздо большим общественным резонансом, чем он: «Несколько сот экземпляров этого сочинения проникли тогда в Германию, не поступив, однако, на настоящий книжный рынок. Один корчивший из себя крайнего радикала немецкий книготорговец, которому я предложил взять на себя сбыт моего сочинения, с неподдельным моральным ужасом отверг такую „несвоевременную затею“… Из сочинений, которые появились почти одновременно с моим и посвящены тому же вопросу, заслуживают внимания только два: „Наполеон Малый“ Виктора Гюго и „Государственный переворот“ Прудона. Виктор Гюго ограничивается едкими и остроумными выпадами против „ответственного издателя“ государственного переворота. Самое событие в его видении — гром среди ясного неба. Он видит в нем лишь акт насилия со стороны отдельной личности. Он изображает эту личность великой, тогда как она мала… Прудон, со своей стороны, стремится представить государственный переворот результатом предшествующего исторического развития. Но историческая реконструкция государственного переворота превращается у него под рукой в апологию героя этого переворота. Он впадает, таким образом, в ошибку наших так называемых объективных историков. Я, напротив, показываю, каким образом классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность слабой и смешной личности сыграть роль героя».

Сразу после смерти Маркса Энгельс напишет по поводу этой работы с напыщенностью, которая на сей раз была совершенно оправданной: «Это был гениальный труд. Непосредственно после события, которое точно гром среди ясного неба поразило весь политический мир [фраза Маркса по поводу Гюго], события, которое одни проклинали с громкими криками нравственного негодования, а другие принимали как спасение от революции и как кару за ее заблуждения, события, которое, однако, у всех вызвало только изумление и никем не было понято, — непосредственно после этого события Маркс выступил с кратким, эпиграмматическим произведением… Но для этого требовалось такое глубокое знание французской истории, какое было у Маркса». Лафарг добавит: «Он писал только <���…> с твердой решимостью дать научную основу социалистическому движению, которое до тех пор блуждало в тумане утопии».