Разливая пол-литра на троих, дядя Вася невольно был вынужден изучить дроби.
С годами, постепенно приходят к каждому свои причудливые особенности: одни умеют их как-то подстригать, уравнивать, а у других они торчат, как одичалый куст, во все стороны.
Платоническая любовь — любовь, не тронутая касанием.
Он страдал умно и расчетливо.
Молодую истину оберегают от настойчиво жующих старую, привычную истину.
Надел я генеральский костюм и почувствовал вдруг, будто бы я изменился разумом, что будто бы стал во мне какой-то «винт» другой. (К причудам перевоплощения.)
Настало время засолки огурцов, и Диогена стали выдворять из бочки.
Если хочешь остаться королем — ни при каких условиях не мысли себя без короны.
Кругом записочки, кругом пометки — увяз в черновиках черновиков…
Когда ты взвинчен — опасайся, чтобы из тебя шуруп не сделали.
В тайниках души своей я свершал великие подвиги, победы и благодеяния — так что бороться с жизненными неурядицами у меня уже не хватало ни сил, ни времени.
Мародер духа тайно шарил по архивам покойников.
Светить — это значит помогать светом, сиять — значит затмевать ровное и полезное свечение, сиятельность — явление злое и ревнивое.
Сценарий — уникальнейшее произведение искусства, где пытаются изложить бесспорные благие мысли всех, не совпадающие с мыслями каждого в отдельности.
Любящие играть в жмурки со своей совестью, как правило, всегда выигрывают.
Кутенок ошалело бегал среди людей, и люди радостно трепали его лохматое и всем доверчивое детство.
Шут — искусственный дурак себе на уме.
Для муравья и под ромашкой тень, — для червяка и у лужи отдых.
Горе вам, укравшие штаны у плавающего в речке.
Подлец с программным управлением.
На легких мыслях высоко не взлетают — в тяжелом раздумье далеко не плывут.
Изредка, обыкновенно когда все ложились спать, хозяин титулованного пса надевал на себя ошейник с золотыми и серебряными медалями…
Яркие пятна привлекают глаз, проникновенные полутона открывают душу.
Преодолевать и преодолевать — до конца дней преодолевать! Ибо человек — существо преодолевающее.
Пресыщенность — подруга увяданий. Конец желаний — значит твой конец.
Пьяницы не кутят — кутят кандидаты в них.
Земля вдруг вздрогнула, вулкан заклокотал и с ядовитым паром начал выбрасывать жестянки, бутылки битые, нейлоновую рвань, транзисторную рухлядь и порошки с пилюлями. (Вполне возможные вулканы будущего.)
У каждого свой собственный мир сложения и вычитания, свои неведомые счеты с самим собой.
Все недооцененное мстит — все переоцененное подводит.
Все с поклонами да в дар несущие — имеют мысли загребущие.
Чтобы душа не пропиталась затхлостью, я выношу ее на вольный ветер.
Говорящий, что его недооценивают, очевидно, чувствует, что его предают.
У порока оказались очень пологие склоны, свои лужайки и ручейки, которые и привели меня к непролазной бездне своей.
Бабка Евдокия Шишигина придумала сказки и присказки, басни и побасенки, поэт Амфибрахиев научил ее основам литературного творчества, после чего бабка сразу же написала экспозицию и экспликацию и уже больше не писала ничего.
На телевизионных экранах вновь вспыхнула многосерийная эпидемия.
Поголовья раскидистых оленьих рогов усилиями человечества не уменьшаются.
Громкая добродетель тихо настораживает.
Во всем представляемом можно выражать только представляемое.
Чахлая мысль прикрывается яркими фразами, сомнительные прелести — эффектным бельем.
Все, что бросается в глаза, — заставляет шарахаться в сторону.
Творить — это прежде всего не бездельничать.
Я начал принимать таблетки от вранья и, по замечанию друзей, сразу же изменился в дурную сторону.
Не доверяй слону в кошачьих нежностях.
«Зеленый змий» читал лекцию о пользе настоек целебных трав на спирту девяносто шесть градусов.
Был бы двор — придворные заявятся, и пес дворовый и шелудивый кот придут.
Все, что делается потихоньку, таит в себе нежеланный шум.
Собака — животное лохматое и ласковое, а вот я — лысый и злой. (К природе человеческой обозленности.)
Глаза будущего смотрят на нас суровым взором всего прошедшего.
Одному кажется — черт попутал, другой уверен, что бог послал.
«Да я из тебя дух вышибу!» — фраза подлинного украшения русских былин и сказов, утверждающая исконное нетерпение древнерусской философии к идеализму.
Читать дальше