Рут Вернер - Соня рапортует

В Англию в то время добирались немыслимо кружными путями. Во Франции была открыта одна-единственная узкая дорога; она вела к испанской границе через территорию, где «правил» гитлеровский вассал генерал Петэн. Оттуда надо было ехать через Испанию и Португалию, а из Лиссабона предстояло добираться в Англию по воздуху или по морю.

Я решила отправиться в Англию в конце декабря.

Когда я в последний раз пришла, к Ольге и Эдмунду, Эдмунд слонялся по комнате очень расстроенный, Ольга бросала на него укоризненные взгляды, потом вдруг села, закрыла, как это делают крестьянки, лицо фартуком и зарыдала.

Дальнейшие занятия с ними взял на себя Лен. Позднее Хамели получили «выход» на Джима. Оба они стали хорошими радистами. Альберт заваливал их важными материалами, и они работали не за страх, а за совесть в течение трех лет, пока в октябре 1943 года их не запеленговали во время сеанса и не арестовали.

Альберт, то есть Шандор Радо, описывает в своей книге «Под псевдонимом Дора», как в ходе операции под личным руководством начальника швейцарской политической полиции, в которой принимали участие 70 (семьдесят!) полицейских с розыскными собаками, был произведен этот арест. Чтобы дать читателю представление о том, как пеленгаторы «ловят» радиопередатчик, привожу выдержки из доклада швейцарской полиции, процитированного в «Под псевдонимом Дора» (речь идет о передатчике Джима):

«Во время наблюдения в Женеве (за Хамелями) мы засекли… третью станцию…

9.10.43 — мы уверены, что она в Лозанне.

20.10.43 — установили, какой квартал города.

25.10.43 — в каком доме».

Полиция посадила специальных «слухачей» и на протяжении нескольких дней записывала радиограммы Джима.

19 ноября 1943 года его тоже арестовали во время передачи.

В декабре 1940 года я рассталась с Джимом, которого позднее, когда он стал предателем, приняла с распростертыми объятиями англо-американская секретная служба. Я мало что могу добавить к его истории. Не думаю, чтобы он с самого начала вел двойную игру. По моему мнению, кое-что из того, что в 1947 году он столь цинично описывал в «Справочнике для шпионов», в свое время представлялось ему совсем в ином свете. Во всяком случае, после своего предательства он не был тем суперменом, за которого тщился себя выдать. Австрийский товарищ, знавший Джима в то время, когда мы привлекали его к работе, в 1947 году попросил меня о немедленной встрече и сообщил следующее: у двери позвонили. Он открыл и увидел перед собой трясущегося человека, которого не сразу узнал и принял за нищего или больного. Это был Джим. Он отказался войти, весь дрожал и несвязно бормотал: «Лен и Соня. Большая опасность. Не работать. Все уничтожить». Потом убежал. Вид и поведение Джима ужаснули этого товарища даже больше, чем его слова.

Мы тогда ничего не знали о его предательстве, и этот инцидент стал нам понятен лишь позднее. Итак, при всем, что он учинил, у него что-то осталось от своеобразного английского буржуазного «чувства порядочности». Против нас лично он ничего не имел и поэтому рискнул тайком предупредить нас еще до того, как к нам успели наведаться агенты органов безопасности.

Джима освободили из-под ареста в сентябре 1944 года, когда Швейцария была уверена в поражении фашизма. Возможно, что Джим начал колебаться, сидя под замком у швейцарцев, и стал изменником именно с этого времени. Лично я считаю вероятным, что он принял это решение в 1945 году в Советском Союзе, куда приехал с помощью Радо. Джим стал членом партии только после своего возвращения из Испании и идеологически был очень слаб. В Советском Союзе он в 1944—1945 годах увидел, как годы недоверия отразились на других товарищах, и, будучи снова послан за границу, при первой же представившейся возможности решил дать тягу.

По контрасту со столь постыдным образом действий, многие настоящие члены партии, такие, как Габо, Рольф и сотни других, которым пришлось гораздо тяжелее, чем Джиму, в тот период отклонений и ошибок никогда не колебались и, став свободными, тотчас продолжили свою работу как коммунисты. Как мне хотелось бы написать книгу об одном дне из жизни таких товарищей, как советских, так и немецких, чье поведение столь замечательно иллюстрирует мощь социализма.

Дезертирство Джима показывает, как мало он был внутренне связан с нами. Особенно отвратительно то, что он, помимо всего прочего, стал законченным предателем. Этот последний шаг был сделан им рассчитанно. Только лишь прекратить работу для Советского Союза означало столкнуться с неопределенным и ненадежным будущим. Но если переметнуться на службу к английским органам безопасности, власти будут вынуждены принять его как одного из своих и обеспечить ему приличное положение. Так и получилось. Последующее опубликование состряпанной с прицелом на сенсационность книги окончательно привело его финансы в порядок.