Рут Вернер - Соня рапортует

Перед встречей с Леном удалось заранее сообщить Герману, что по прибытии на женевский вокзал он должен высматривать там молодого человека с пластырем на щеке, как после пореза при бритье. Тот же товарищ встретится с ним позже вечером. Лен, в частности, поинтересовался от имени Центра, не может ли Герман что-либо сделать для интернированных в Швейцарии советских офицеров, вывезенных из Германии. Насколько мне известно, Герман потом очень помог в организации их возвращения на родину всякими сложными путями.

Кстати, интересно отметить, что Джим в своей книге утверждает, будто он часто снабжал Германа деньгами. Герман получил от Лена сто долларов. Джим при встрече о ним не дал ему ни гроша. По словам самого Германа, он с течением времени получил из других источников три тысячи долларов. Офицерам перед побегом нужны были одежда, деньги и продовольствие. В конце войны Центр возместил эту сумму.

Последнее, что было известно о немецком товарище, это его встреча с Леном летом 1941 года.

Война продолжалась еще четыре года. Я с тревогой думала о том, как-то Герман перенесет интернирование. Трудно объяснить теперешнему молодому поколению не только то, как мы были преданы своему делу, но и то, каких жертв оно требовало и с каким высоким чувством долга выполнялось. Что за жизнь была у Германа! Подпольная работа в Германии под угрозой обвинения в государственной измене, вооруженная борьба в Испании, год обучения на разведчика в Советском Союзе, снова подполье — на этот раз в Швейцарии. Герману, когда мы работали с ним вместе, был тридцать один год. Разве у него не было стремления полюбить, жениться, иметь детей? Он отказался от всего. Герман очень переживал, что его арестовали в Швейцарии еще до начала работы, но, даже будучи интернирован, он сумел многое сделать. И после этого Фут лжет в своей книжонке, что Герман якобы был бесполезен и оказался финансовой обузой.

Когда нам с Леном осенью 1958 года вручали в Берлине медаль «Борцы против фашизма», мы взяли с собой на торжество нашего пятнадцатилетнего сына Петера.

Вдруг позади меня кто-то тихо произнес: «Соня». Я обернулась и увидела Германа.

Мы долго смотрели друг на друга, а потом, плача, обнялись. Петер, который никогда не видел меня такой, смущенно отвернулся. Я сказала ему: «Этот товарищ был арестован в те годы, когда мы боролись с фашизмом. Его мучили, но он никого не выдал. Иначе я, быть может, не была бы здесь, а тебя и вообще не было бы на свете».

У Петера заблестели глаза. «Пригласи его к нам, ладно?» — попросил он меня.

Герман побывал у нас дома, и то, что он рассказал, доставило мне большую радость. Он женат, у него пятеро детей. Вскоре мы познакомились с милой женой Германа.

В конце 1939 года я официально получила развод. Первым делом я принялась за долгие и утомительные хлопоты, сопровождавшие все, связанное с браком между двумя людьми, чьи страны воюют друг с другом. Дело оказалось сложным. Мой немецкий паспорт был давно просрочен. Если английские власти не признают его, значит, у меня нет никаких документов. Могут ли англичане жениться на беспаспортных? Если власти признают старый паспорт действительным, то мое германское гражданство вызовет возражения. Отнесут меня англичане к категории эмигрантов и жертв Гитлера — я все равно останусь нежелательной личностью, ибо многие одинокие эмигрантки отдавали последние гроши, чтобы с помощью фиктивного брака попасть в Англию.

Олло знала о задуманном браке. Она надеялась, что после этого у меня будет меньше забот. С Джимом и Леном она прекрасно ладила и, когда они приходили к нам, всячески заботилась о них. Отношения же ее с Мишей становились все хуже, а Нину она по-прежнему баловала.

Из письма родителям:

29 ноября 1939 года

«…Стоит кому-нибудь сказать что-то хорошее о Мише, Олло тотчас возражает и заводит разговор о Нине. Вернер рассказал мне, что он как-то спросил Мишу:

— Как мама?

— У мамы все в порядке.

— А Олло? Она здорова?

— Слишком здорова».

Трудно понять, как в то нелегкое время старая самоотверженная женщина и мальчуган, которому было всего-навсего девять лет и который не был трудным или невоспитанным, доводили дело до таких конфликтов. Я вновь и вновь старалась их примирить и начала уже тревожиться за Мишу, поскольку такая напряженная атмосфера могла легко повредить ребенку.

В феврале 1940 года у меня наконец были собраны все документы, необходимые для заключения брака. Хотя это был всего лишь «брак на бумаге», нам все-таки хотелось выбрать хорошую дату. Мы остановились на 23 февраля, дне рождения Красной Армии.